Ленни идёт домой

Мать она нашла в той самой белёной мазанке, что появилась первой на этой земле. Сейчас там была мастерская. Мама сидела, оперевшись на верстак, щедро присыпанный стружкой, и задумчиво смотрела в… никуда.

– Я принесла воду, – тихонько сказала Ленни.

– Хорошо, – мама кивнула и чуть прищурилась – в открытую дверь било полуденное солнце. – Хочу поставить здесь ящики с рассадой, – добавила она. – Тепло, южная сторона.

Ленни неуверенно улыбнулась. Мама могла вырастить всё, что угодно из одного-единственного семечка. «Добрая у тебя рука, – говорил папа. – Всё благословляет на жизнь».

– А если папа…

– Я уберу их, когда он вернется. Но, думаю, к тому времени я уже успею высадить всё.

Сердце Ленни ухнуло вниз – так долго ждать!

– Да, милая, – мама подняла голову и чуть виновато улыбнулась. – Сэр Кристофер не просто так позвал твоего отца. Он… Они ушли на войну.

Ленни стояла, склонив голову, и колупала пальцем дверной косяк, отполированный ветром и солнцем. Папа часто стоял здесь, прислонившись плечом, и смотрел во двор. Посмеиваясь, наблюдал, как Ос пытается загнать упрямую козу в сарай или малышки улепётывают от петуха. Ленни молчала. Маме тоже. И сейчас. И до этого. Почти весь лунный круг ни слова о том, куда папа ушёл! И вот всё-таки сказала.

Война.

Ленни знала и раньше – почуяла! – но так надеялась, что неправда. Всё неправда – блеск предвкушения в глазах братьев, сдержанный кивок папы и долгие-долгие объятия.

Ленни. Мама. Малышки.

Все по очереди.

Никто не произнёс этого слова. Поверенный говорил о срочных сборах. Стражники отводили глаза от пытливого детского взгляда. Но их новенькие кирасы кричали – неспроста!

– Мы очень долго жили мирно, дочка, – продолжила мама. – Ты и не помнишь… Было время, когда отец ходил с сэром Кристофером в походы каждый год. Но он всегда возвращался. Всегда, – добавила она с жаром. -Лорды… Они привыкли воевать. Доказывать мечом, кто прав. Сэр Кристофер более мирный, конечно, он-то держит себя иначе, не хорохорится понапрасну, умеет промолчать… Но иногда не отмолчишься. Иногда промолчать, быть в стороне – ещё хуже, понимаешь?

Ленни не могла заставить себя даже кивнуть. Самое главное она уже услышала – он всегда возвращался, всегда!

– Давай, я помогу перетащить ящики с рассадой? – выпалила она, разрывая затянувшееся молчание.

– А?.. Хорошо, да… А где девочки?

– Играют. В луже.

– Забери их оттуда. Пора обедать.

Так до ночи они и провозились. То отгоняли малышек от горшков с чёрной, сыпящейся через край землёй и крохотными зелёными ростками. То кормили и мыли в четыре руки. Мама успела постирать промокшие насквозь одежки и башмаки. Ленни развесила их на частокол. А сама надела старые – Освальда. Грубые, тяжелые, без конца сползающие на носок. Зато в них можно было не бояться промочить ноги. Это были одни из первых папиных проб вырезать клогги из местной древесины. Мама смеялась: уж у нее-то рука была набита, дедушка был хорошим башмачником, а она рано начала ему помогать. Росла она одна, без братьев. И ей поручали самую разную работу. Ленни вздохнула: «А не только девчачью, как мне!» Хлюпая по раскисшей земле, она подошла к бане.

Её сугроб почти сравнялся с землёй. Что она будет делать, когда он станет лужей? Ведь она так ждала, что прыгнет с него прямо папе в руки. Что он вернётся, когда еще можно будет прыгнуть! А что же теперь? Чего ей ждать? Весны? Лета? Когда новый нарастет?

Нет!

Ленни топнула ногой. Земля влажно чавкнула, ноги поехали по грязи, но она удержалась. Ей хотелось закричать и бежать далеко-далеко, пока совсем не задохнется и не упадет. Да только сейчас и со двора дальше оврага с ручьём не уйти. Земля в лесу топкая, влажная, низины заполнены водой, звери бродят худые, голодные… Она в бессилии обвела двор взглядом и запрокинула голову. Облака скользили по ярко-синему небу. Белые, с тонкими, выветрившимися хвостами-краями. Как кони. Выпущенные по весне из конюшни на волю. У них была лошадка. Рыжая, невысокая с курчавым мехом. Звали ее Подружка. Но осенью ее продали, а к лету отец хотел брать новую. Зимой он ходил через лес на лыжах… Ленни прикрыла глаза.