В Сростах в довоенные годы жили очень интересные люди. Конечно, ядро интеллигенции составляли учителя. Были хорошо известными в районе преподаватели, как Николай Туманов, Анатолий Плешкань, Юрий Лисичкин. Все они были хорошими друзьями моих старших братьев. А в самые предвоенные годы в учительский коллектив влилась большая группа молодёжи: Климов Костя, Луговской Саша, Кулешов Иван и другие. Но им не удалось поработать в школе: осенью 40-го года они были призваны в армию, служили на западной границе и в первый день войны все погибли.
Короче, после войны учителей-мужчин уже практически не было, и так продолжается, к сожалению, и в настоящее время. Но теперь уже не потому, что нет мужчин, а по причине низкой заработной платы учителей. Недальновидная политика! А, может быть, наоборот, чей-то долговременный прицел?
Я начал рассказывать об интересных людях, проживающих в Сростах. Да, таких было не мало. Понятно, что учителя – они в силу своей профессии уже должны быть необычными людьми. А вот совершенно простой человек. Я не знаю, имел ли он какое- нибудь образование – Пётр Кирикилица. Я даже не помню, где он работал. Но точно знаю, что не в колхозе. Так вот, он был скрипичным мастером-любителем. Да, он делал скрипки, но не для промысла, а ради удовольствия. Теперь это называется нерусским словом –
«хобби». Но я уверен, что Кирикилица этого слова не знал. Но он мог изготовить великолепную скрипку. Выдерживал годами заготовки из специального, только ему известного дерева, а также материал для смычка и струн. Я видел и слышал изготовленную им скрипку. На ней играл Ваня Бехтер, одноклассник моего брата Александра. Звуки меня поражали. Ваня часто играл у открытого окна своего дома, и мелодия разносилась по улице. Как в глухой алтайской деревне появился такой самородок, как Пётр Кирикилица? Он был в то время уже немолодым. Интересно звучит его фамилия, как скрипичные переливы: Ки-ри-ки-ли-ца.
К деревенской культуре я также отношу и очень важную черту человеческого характера – доброту. При всех жизненных невзгодах русский деревенский житель не потерял своей общинной особенности – доброго участия в других людях, чувства взаимопомощи, притом, бескорыстной. Оказать помощь ближнему: например, наточить пилу, отбить косу (литовку) – любой, владеющий инструментом и навыком, делал это чисто по-соседски. Я тоже, имея машинку для стрижки волос, и владея небольшим парикмахерским опытом, постригал своих знакомых, так как парикмахерская была только в райцентре.
Да, злые люди тоже были. Но их было настолько ничтожно мало, что они не осмеливались себя выставлять.
Хочется сказать и о такой особенности, как отсутствие замков и крепких запоров на дверях. Все эти предметы имели чисто символический характер. Все люди знали друг друга, и жили на полном доверии в своих взаимоотношениях.
В этих коротких записках я хотел передать свои ощущения крестьянского духа и деревенского быта в довоенное время. Да, очень многого тогда не хватало. Особенно элементарных предметов быта, одежды, обуви и прочего. Жили бедно. Но эта бедность никого не угнетала. Все были равны. Человек не чувствовал себя ущербным. Теперь же бедность человека гнетёт, так как общество по уровню жизни очень сильно расслоилось. А от этого добра не жди».
И еще – в деревне детям и подросткам было не баловства, все трудились. Особенно в то непростое время, на которое пришлось детство Леонида Бредихина – тогда, чтобы
выжить, надо было, не расслабляясь, трудиться. И напряженно трудились действительно все, в том числе и дети. Когда началась война, Лене было всего 12 лет, и он уже вовсю работал на своём огороде – копал лопатой землю глубиною «на штык» на площади 15 соток, сажал картошку, убирал её осенью, поливал овощи, принося воду из колодца за 50 метров. До 1942 года делал всё это вместе с братом Шуркой, а после этого с матерью вдвоём.