Меня охватывает ужас. Я приглядываюсь к животным повнимательнее, и запах в лощине становится горьким, как от слишком долго настаиваемого чая. Звери не живые. Они мертвые, окоченевшие и ужасно сохранившиеся. Это зверинец, о котором говорила Зола, коллекция, которая составляет ей компанию.
Я заставляю себя сглотнуть, чтобы прогнать подступающую к горлу желчь. Мне нужно успокоиться. Это не так противоестественно, как кажется. Отец Золы был известен своей коллекцией чучел. Когда умирала молочная корова, он дубил ее шкуру, а после стал заниматься и другими животными. Он натягивал их на гипсовые модели, чтобы они сохраняли свои естественные формы.
Большинство животных находилось в гостиной дома Данцеров, хотя Хенни так и не привыкла к ним. По ее словам, их глазки-бусинки постоянно следили за ней, поэтому она предпочитала проводить время на кухне или в мастерской, которую родители разрешали ей использовать для рисования.
Но Зола могла отличаться от своей сестры. Возможно, ей нравилось проводить время в гостиной. Возможно, она даже помогала отцу, когда он обрабатывал шкуры животных мышьяком.
Однако лес явно не подходит для производства таких изделий. Эти животные совсем не похожи на тех, что обитали в доме Данцеров. Они перекошены, грубо сшиты и без макета, который бы их правильно держал. Создается впечатление, что их набили чем-то другим, потому что между швами торчат сухие листья и пожухлая трава.
Их глаза тоже странные. Это не раскрашенные бусинки, как в коллекции отца Золы. Они сделаны из семян и орехов, иногда не сочетающихся друг с другом. Все чучела такие жуткие, словно из ночного кошмара.
Но кто я такая, чтобы судить Золу за их создание. Должно быть, она просто пыталась сделать эту лощину больше похожей на свой дом и, вероятно, ела мясо, чтобы выжить. Она всего лишь пыталась перенести одиночество.
– Что ты сказал? – Она наклоняется ближе к филину с изогнутым клювом, как будто тот только что заговорил. Филин сидит на корне рядом со стайкой полевых мышей, которые стоят на задних лапках, как миниатюрные человечки. – Да, она красивая, – отвечает Зола, прежде чем повернуться ко мне и заговорщически прошептать: – Остерегайся Клауса. Он обожает флиртовать.
Я разрываюсь между веселой и страдальческой улыбкой, не уверенная, шутит ли она.
Ветка плакучей ивы шелестит. Я вздрагиваю, но понимаю, что она всего лишь колышется от ветерка.
– А деревья здесь когда-нибудь шевелятся? – спрашиваю я. – Или вообще что-нибудь? – Я бросаю осторожный взгляд на особенно колючую ежевику. Я не хочу, чтобы на меня снова напали без накидки.
– В моей лощине лес не навредит тебе. – Зола гладит ветку ивы, словно это грива домашней кошки. – Мы давно помирились друг с другом.
По ее голосу можно понять, что она смирилась с жизнью в этих лесах.
– Но ты хочешь уйти, верно?
– Я? – Она наклоняет голову, раздумывая над ответом, словно я задала сложный вопрос. – Я не могу уйти, пока меня не найдут.
– Но…
– Нет, это я нашла
Это правда, и Зола – яркий пример того, как лес меняет сознание. Но у нее больше здравого смысла, чем у Фиоры. Она просто немного… хм, потеряна. Что дает мне надежду на то, что моя мама все еще будет собой, когда я найду ее.
Она хлопает ресницами раз, другой, оглядывая меня с головы до ног.
– Ты вся дрожишь, Клара Турн, а твоя талия тонкая, как тростинка.
Я оглядываю себя и с удивлением обнаруживаю, что действительно дрожу. Я так привыкла к чувству голода, что перестала замечать его.
– Мало ела в последнее время, – признаюсь я.
– Тогда пойдем со мной на кухню, – нежно предлагает она. – Я покормлю тебя. – Я иду за ней к краю лощины. Сразу за струйками воды, стекающими со скалистого выступа, находится сухое место в скальной породе, которое служит столом. На нем разложены разнообразные грибы, клубни, дикие коренья и зелень, а также посуда, вырезанная из кости, – все природные вещи, которые Зола могла найти или изготовить в лесу. Но в глубине стола стоит то, что, должно быть, принесли сюда с собой другие Потерянные: аккуратный ряд баночек для специй и закупоренных бутылочек, наполненных порошками и сушеными травами. Здесь даже есть небольшая коллекция керамической посуды, покрытой глазурью, включая тарелки, миски и кружки.
На земле рядом со столом стоит медный котелок, наполненный булькающим рагу. Он установлен на каменной подложке над слабо горящим костром. Рядом с ним лежат нарубленные сухие дрова, а в отдалении еще больше дров из свежих деревьев. К ним прислонен сверкающий топор.