– Ты жива, – шепчет он. – Я знал, чувствовал, не терял надежду, но все же… – Он проводит руками по волосам, затем по лицу и прикрывает нос и рот. Он делает долгий прерывистый вздох. – Я нашел тебя.
Мое зрение затуманивается, когда я наблюдаю за ним и его счастьем. Я стараюсь не зацикливаться на том, как он смотрит на Золу. Вместо этого я обращаюсь мыслями к своей матери. Так ли я отреагирую, когда найду ее? Или я разревусь? Или, может, рассмеюсь? У меня щемит в груди при мысли об этом.
Аксель бросается обнять Золу. Как и в случае со мной, девушка отшатывается, прежде чем он успевает прикоснуться к ней. Аксель замирает. Мышцы на его горле напрягаются.
– Прости, Зола.
– Золушка. – Ее упрек не холодный, а настойчивый, как будто ее новое имя – это тоже одна из немногих вещей, для которых она может найти место и за которые должна цепляться, чтобы не сойти с ума.
Аксель морщит лоб, глядя на нее.
– Я буду звать тебя Золушкой, если ты так хочешь. – Он делает еще один глубокий вздох. – Прости, Золушка. Прости, что не смог спасти тебя, когда ты вошла в лес.
Я представляю, что он, должно быть, вспоминает, хотя меня там не было: Зола в свадебном платье и красной фате, словно во сне, идет по опушке леса накануне дня их свадьбы, а Аксель не в силах остановить ее, когда деревья загораживают ему проход.
– Прости, что ты так долго была вдалеке от своей семьи. Прости… – его голос срывается. Он опускает взгляд на заношенные ботинки, – за все.
– И меня прости, – говорит Хенни, отвлекая меня от мыслей о воссоединении Акселя и Золы. Этот момент, должно быть, тоже ошеломляет ее, хотя до сих пор она молчала. Она словно оглушена до состояния, близкого к параличу, и хватается за ствол молодой осины в поисках опоры, как будто ее колени вот-вот подогнутся.
Не обращая внимания на слова Хенни и ее шоковое состояние, Зола и глазом не моргнула в сторону сестры. Она как будто даже не слышит ее. Вместо этого она наклоняет голову к Акселю, который поглощает ее внимание. Она осторожно обходит его, оценивая одежду, рост и все, что связано с внешностью. Своими тонкими длинными пальцами она дотрагивается до его щеки, линии подбородка, горла. Я чувствую, что она пытается вспомнить его способами, которые проникают глубже, чем тайники ее сознания, и это действие носит интимный, личный характер.
Хенни, даже в таком смятении, сумела отвести взгляд. Я пытаюсь отвернуться, но не могу. С каждым мгновением я чувствую себя младше, меньше и незначительнее, когда рука Золы скользит по груди и животу Акселя и спускается по его бедрам.
Он хмурится и напрягается, но не может отвести от нее глаз, пока она продолжает изучать его. Я не виню его. Ее красота притягательна.
Ее рука скользит вверх по его груди к лицу, и она дважды проводит большим пальцем по его губам.
– Ты поешь мое рагу?
– Твое… рагу? – Аксель приподнимает брови.
– Клара Турн уже поела. Ей очень понравилось.
Аксель бросает на меня взгляд. Я пожимаю плечами и кладу руку на живот, который не перестает урчать.
– Возможно, я даже переела. Это было так вкусно.
– Что ж, хорошо, – обращается Аксель к Золе. – Раз уж Клара попробовала его.
Она тут же убирает руку с его лица и устремляется на свою импровизированную кухню. Хенни бросается за ней, наконец-то обретя самообладание.
– Я помогу.
Зола не удостаивает сестру взглядом, но позволяет Хенни помочь собрать керамическую посуду. Ошеломленный Аксель забирает мой рюкзак и присоединяется ко мне на мехах.
На мгновение мы оба замолкаем, и единственные звуки, которые нас окружают, – это пение птиц в воздухе, журчание воды, стекающей по каменистому выступу лощины, и звяканье, когда Зола разливает по тарелкам рагу.
Я замечаю, что танкетка на моем левом ботинке съехала с места. Я развязываю шнурки и поправляю ее, все время пытаясь придумать, что бы такое сказать. Мое сердце колотится слишком быстро. Единственный разговор, в который Аксель хотел бы вступить, несомненно, был бы о Золе, Золушке, но я не могу заставить себя произнести ее имя.
Аксель первый нарушает тишину.
– Волчица правда не навредила тебе?
– Волчица? – Я снова завязываю шнурки. Я совсем забыла о волчице. – Если не считать моей паники, то да, я невредима. Зола метнула копья и отпугнула ее.
– Зола метнула копья? – Аксель усмехается и кивает, пытаясь принять это, как и все остальное, с чем он уже свыкся. Его взгляд блуждает по лощине, разглядывая странных животных. – Как ты оцениваешь ее по шкале безумия, где ноль – это «немного сбита с толку из-за того, что целый год выживала в одиночку», а десять – «готова начать отращивать длинные волосы вместе с Фиорой и душить людей»?
– У нее уверенная пятерка.
Он прикусывает губу.
– А пятерка, по-твоему, обратима?
– По шкале от одного до десяти я выберу пять.
Он выдавливает улыбку.
– Я правда рад, что с тобой все хорошо, Клара.
По моим плечам разливается тепло.
– А я рада, что ты нашел меня… и Золу, – выдыхаю я. – Ты заслуживаешь счастья.
Его улыбка гаснет. Он наклоняет голову ближе ко мне.