Лес Гримм

– Не знаю. – Ему удается пожать плечами, лежа на спине. – Я чуть не женился на Золе, после того как танцевал с тобой и мы чуть не… – Он выдыхает, и мышцы на его шее напрягаются. – Ты, наверное, думаешь, что мне все равно на твои чувства.

– Не в этом дело.

Он ищет мое лицо в темноте.

– Тогда почему ты избегаешь меня?

– Я… – Нужные слова застряли у меня на языке. Гораздо легче оставаться равнодушной к Акселю днем, когда мы не вынуждены лежать бок о бок, когда мне не нужно вдыхать его запах, ощущать исходящее от него тепло и гадать, как я найду в себе силы продолжать сопротивляться ему. Он пробуждает во мне те чувства, которые я давным-давно похоронила, те, которым я вообще не позволяла просыпаться.

– Ты чувствуешь вину за то, что отговорила меня жениться на Золе? – предполагает он.

Я снова не знаю, как ответить на его вопрос. Сначала я не чувствовала себя виноватой за то, что сказала на лугу, но теперь вина поглощает меня, особенно потому, что Хенни, кажется, ненавидит меня за это. Но признаться в этом Акселю значило бы признаться в том, что я к нему чувствую, а я больше не могу потакать ему. Каждый раз, когда он пытался поцеловать меня в этом лесу, я практически падала к его ногам. Я должна держать себя в руках и беречь свое сердце. Беречь и его сердце тоже.

– Это я расторг свадьбу, – заявляет он. – Это был мой выбор, и прошлой ночью я сделал его не в первый раз.

Я открываю рот от удивления.

– Что ты имеешь в виду?

Он проводит пальцами по волосам и глубоко вздыхает.

– Прошлым летом в ночь перед свадьбой я сказал Золе, что не смогу пойти на это. Я понял, что не люблю ее, не так, как должен, и будет нечестно, если с такими чувствами я стану ее мужем.

Я тереблю край своей накидки.

– Как она это восприняла?

У него вырывается тихий и жалкий смешок.

– Ужасно. Она сказала, что я разрушил ее жизнь и что я никогда не смогу исправить тот ущерб, который нанес ее сердцу.

– Ох, Аксель. – Я не знаю, что сказать. Мне больно за них обоих. Я чувствую боль, которую, должно быть, испытала Зола, и боль Акселя из-за этого.

– Она не была в ярости, как вчера, – продолжает он. – Это было хуже. Она была тихой… сломленной… опустошенной. – Он отводит взгляд, поднимая его к звездам, которые проглядывают сквозь кроны деревьев. – Я не знаю, заманил ли ее лес, или она пошла туда добровольно, потому что я разбил ей сердце.

Я изучаю его силуэт в темноте, вижу, как дрожит его подбородок, когда он прикусывает уголок губы.

– И ты так и не рассказал Данцерам, что на самом деле произошло между тобой и Золой?

Он качает головой.

– Я струсил. Я не хотел усугублять их боль.

– Ты не трус. – Я беру его за руку.

– А кто тогда? – Он снова смотрит на меня.

– Ты просто был одинок.

Он сглатывает и напряженно кивает.

– С ними я тоже чувствовал себя одиноким, хотя они и любили меня.

– Я знаю, – шепчу я. Я всегда видела это в нем. За его очаровательной улыбкой и непринужденным видом скрывался сломленный мальчик, который тосковал по своему отцу так же, как я по своей матери.

Он переплетает наши пальцы.

– Но с тобой я не чувствую себя одиноким.

В моей груди разливается тепло. Я хочу сохранить его, оберегать, чтобы оно никогда не исчезло. Но я не могу. Потому что я никогда не смогу быть той, в ком Аксель нуждается, кем-то, на кого он всегда может положиться. Кем-то, кого он не потеряет.

В глазах защипало.

– Пожалуйста, не усложняй ситуацию еще больше.

Он придвигается ближе и убирает волосы с моего лица.

– Что не так, Клара? Правда? Это из-за той гадальной карты, о которой ты мне говорила, о Пронзенных Лебедях? Ты боишься, что мы обречены?

– Я… – Я снова не могу прямо ответить на его вопрос. Потому что теперь я знаю, что это так и есть, мы обречены на неудачу во всем. Но это только половина того, что заставляет меня молчать. Я никогда не рассказывала ему о Клыкастом Существе, о неминуемой смерти, причине, по которой нам с самого начала не повезло. Даже Красная Карта не может изменить мою судьбу.

Обрывки бабушкиных слов всплывают у меня в голове: «Красная Карта не меняет значение других карт, Клара… Эти части судьбы все еще необходимы. Это равновесие должно сохраняться, иначе Вершитель Судеб не сможет ничего изменить».

Пальцы Акселя скользят по моему лицу и обхватывают мой подбородок. Он осторожно приподнимает мою голову, пока я не встречаюсь с ним взглядом.

– Почему тебе нужно разрешение карт, чтобы жить свою жизнь? – спрашивает он.

Мое горло сжимается, когда я пытаюсь сдержать сердцебиение.

– Потому что судьба никогда не лжет. – Судьба предсказала смерть моего отца. Она отправила мать за ним, только чтобы спровоцировать ее собственные несчастья. Затем она заставила меня последовать за ней, направив меня на путь, который неизбежно приведет меня к гибели. Я не могу изменить конец своей истории. Я могу только изменить историю мамы.

Брови Акселя сходятся на переносице, и он грустно улыбается, словно чувствует, как сильно мне больно.

– Помнишь, как в День Преданности я сказал тебе, что не стоит искушать судьбу?

Я киваю.

– Помнишь, что ты ответила?