Налетает ветерок, поднимая в воздух вихрь сухой травы. Мои веки трепещут, когда я, словно загипнотизированная, слежу за движением. Еще один ветерок проносится мимо меня, и мое зрение теряет четкость. Я погружаюсь в сон.
– Ты правда придешь за мной? – спрашивает женский голос. Он приятный, но усталый и язвительный. Я резко открываю глаза и смотрю вверх. Я вздрагиваю, увидев лицо, которого несколько мгновений назад там не было, выглядывающее из-за ствола орешника. – Я больше не верю тебе, Клара.
Я таращусь на маму, потеряв дар речи. Должно быть, я сплю, я не могу винить в этом видении грибы с красными пятнами, только свой разум, предоставленный самому себе.
Прекрасное лицо матери превратилось в кору, древесную крошку и деформированные сучки. Помимо того что они движутся и живые, они похожи на застывшие лица мертвых людей в лесу.
– Я опоздала? – Моя грудь сжимается от бешеного стука сердца. – Ты все еще…
– Жива? – На том месте, где должна была быть ее бровь, образовалась складка коры. – Пока что. Но ты забыла меня.
– Нет, клянусь.
– Ты больше занята поиском
– Я должна разрушить проклятие. Это спасет тебя.
– Но ты правда разрушишь его, когда найдешь книгу, или пожелаешь ботинки или поросенка?
– Как ты можешь такое говорить? Ты знаешь, что я готова пожертвовать собой ради тебя.
Мамины древесные глаза сужаются, и она скептически поднимает голову.
– Но готова ли ты обречь своих друзей на страдания? Если дойдет до этого, Клара, кого ты спасешь? Меня или их?
Слышно вой волка. Волчица Гримм? Она снова нашла меня?
– Я спасу тебя, – обещаю я маме, хотя мои слова, кажется, царапают мои лодыжки там, где веревка связывает меня с моими друзьями.
– Ты ужасная лгунья. – Ее лицо прячется в чешуйчатых трещинах коры.
– Подожди! – Я резко выпрямляюсь. – Я
Мои слова звучат необычно громко. Я резко открываю глаза. Ночь стала темнее, и призрачное сияние, освещавшее орешник, исчезло.
Я делаю глубокий вдох, пытаясь избавиться от болезненного чувства вины внутри меня. Во сне была не моя мать. Она никогда не была такой суровой и циничной. Она никогда бы не выразила подобного сомнения во мне. Я говорю себе это, и все же ее слова ранят.
Неподалеку раздается волчий вой. Я замираю, когда поднимаю взгляд, следуя за звуком, и вижу вдалеке высокий и крутой скалистый обрыв. Силуэт большого волка, волчицы Гримм, вырисовывается на фоне угасающего света почти полной луны. Она не приснилась мне. Она действительно нашла меня.
У нее вырывается еще один вой. Дрожь пробегает по моим рукам и шее, словно осколки льда. Этот вой был зловещим, наполненным обреченностью. Это либо угроза, либо предупреждение, обещание нападения, либо дурное предзнаменование.
Я бы побежала, оттащила Хенни и Акселя даже со связанными ногами, но волчица не сможет быстро добраться до нас со своей высоты. Она бы не пережила стремительного спуска с обрыва. Тем не менее я двигаюсь, чтобы на всякий случай развязать веревку, связывающую меня с Хенни… но она уже развязана. Ее нет рядом со мной.
Все мое тело напрягается.
– Хенни? – кричу я.
Аксель вздрагивает и что-то бормочет-кричит.
– Белка!
Истеричная часть меня хочет рассмеяться, или заплакать, или зарыться в темную яму. Мой сон пытался предупредить меня. Возможно, волчица Гримм сделала то же самое. Я несу ответственность за своих друзей. Я должна спасти их так же, как и свою мать. Но я потерпела неудачу.
Я расталкиваю Акселя, мои руки трясутся, как будто у меня тремор.
– Хенни ушла!
Его затуманенный взгляд резко фокусируется.
– Ушла? Куда ушла?
– Не знаю.
Он поспешно развязывает веревку на наших лодыжках и зажигает фонарь. Я хватаю свой рюкзак, а он – рюкзак Хенни. Все внутри меня сжимается. Если бы она ушла от нас намеренно, она бы взяла с собой вещи. Что с ней случилось?
Мы обходим наш лагерь в поисках свежих следов, но их слишком много. Отпечатки обуви Хенни повсюду. Все время, пока мы с Акселем делали ловушку для белок, она осматривала окрестности в поисках каких-либо признаков удачи.
– Клара, смотри. – Аксель указывает на странную тропу, которая ведет на северо-восток, в сторону от ручья: дорожка из блестящей белой гальки, которая не является естественной для окружающей среды. Камешки расположены слишком идеально, по одному на каждый фут или два. – Как ты думаешь, могла Хенни оставить их, чтобы мы нашли ее?
– Возможно. – Я бы не стала исключать, что она это сделала. Она могла собрать их незаметно от нас, как она делает с сосновыми шишками для костра. – Но, даже если она их не оставляла, она все равно могла пойти за ними, думая, что они приносят удачу.
– Разве? – Аксель прищуриваясь, изучает их.
Я пытаюсь вспомнить какие-нибудь приметы, связанные с камнями, галькой или залитыми лунным светом тропинками, но ничего не приходит на ум. Украдкой я бросаю еще один взгляд на волчицу, наблюдающую за нами сверху, и с трудом сглатываю.
– Я не знаю, но думаю, нам стоит пойти этой дорогой.