Лес Гримм

Я знаю, что тогда это была всего лишь галлюцинация, но, возможно, на видение повлияла и магия леса и она действительно пыталась связаться со мной.

– Я желаю, – начинаю я.

«Желудь, который я подарила, все еще у тебя?» – Вопрос мамы из видения всплывает в памяти.

Моя рука опускается в карман платья, где я все еще храню ее подарок.

– …чтобы ты простил жителей Лощины Гримм и…

«Почему ты не расправишь крылья?»

Я крепко сжимаю желудь и пытаюсь сосредоточиться, но ее слова не перестают звучать в голове.

«Проснись, дорогая».

– …и тем самым снял проклятие и восстановил наш мир.

«Борись. Живи».

Я прерывисто выдыхаю. «Прости, мам. Но я пообещала, что ты будешь жить, а не я».

Я тщательно подбирала слова, произнося заклинание. Я могу загадать лишь одно желание, с помощью которого я должна была найти способ спасти свою мать и всю деревню, поэтому я попросила снять проклятие. Когда это произойдет, мама больше не будет Потерянной. Я найду ее и покажу тропинку, которая выведет из леса. Деревья перестанут двигаться, и карта, которую я запомнила задолго до того, как пришла сюда, снова станет точной.

Мое желание также спасет Хенни, Золу, Фиору… и, возможно, даже Гензель и Гретель. Когда проклятие спадет, они тоже вернутся к себе прежним и смогут выбраться из этого места.

Я пытаюсь улыбнуться при мысли о том, что все они благополучно вернутся домой, но боль пронзает мою грудь и подступает к губам, не давая их уголкам приподняться. Если бы только я могла присоединиться ко всем, когда они вернутся в Лощину Гримм. Но я знаю, что, несмотря, на то, что я загадала желание, и какие бы действия мне ни пришлось предпринять, чтобы его осуществить, их счастье придет только ценой моей смерти. И я уверена, что только что привела свою судьбу в действие.

То, что предсказала бабушка, разворачивается передо мной. Но то, что я Вершитель Судеб, не может изменить мою собственную судьбу. Остальная ее часть должна исполниться. И я разыграла все карты, которые она мне вытянула, кроме одной: Клыкастое Существо. Проклятие не снимется, пока я не умру.

Я сглатываю, борясь с очередным приступом нарастающей боли в груди. Я принимаю, что со мной произойдет. Я приняла это еще до того, как вошла в лес. Смерть в этом лесу – моя судьба.

Собираясь открыть книгу, я дотрагиваюсь до обложки: на обложке выгравировано название «Sortes Fortunae» и деревья, обрамленные тонкой каймой из крошечных звездчатых цветов. Я понимаю, что это красный колокольчик, хотя дерево не окрашено. В памяти всплывают слова Олли: «То, что вырастет первым, навсегда сохранит в себе семя магии».

Выгравированный красный колокольчик – это, по крайней мере, утешение, еще один знак того, что мне суждено было получить Красную Карту и прийти сюда. Я уже загадала свое желание. Мне просто нужно выяснить, как осуществить его.

Собравшись с духом, я открываю книгу, готовясь к получению инструкций из книги. Тот, кто загадывает желание, должен вслепую выбрать страницу, с помощью которой книга будет передавать указания.

На странице пусто. Я жду, когда появятся зеленые чернила, которые, как говорят, были получены из листьев. Семь секунд спустя они появляются на странице и выводят одну букву за другой, образуя слова, как будто их пишет невидимая рука:

«Откажись от мальчика и поймай волчицу.
Только тогда ты исполнишь свое самое заветное желание».

Я дважды моргаю, читая инструкцию. Этого не может быть. Я просматриваю слова еще раз, чтобы убедиться в их реальности, но, прежде чем я дочитываю до конца, слова исчезают. Страница снова становится пустой.

– Подожди! – Я замираю. – Напиши еще раз!

Слова больше не появляются.

Я слегка подталкиваю ее.

– Кажется, ты неверно услышала мое желание. Я повторю.

В пещеру врывается порыв ветра. Он захлопывает книгу.

Я отшатываюсь назад, все сжимается внутри меня. Я не понимаю. Как книга может просить меня оставить Акселя? И поймать волчицу? Какое это имеет отношение к снятию проклятия?

– Клара? – Голос Акселя эхом разносится по туннелю из другой пещеры.

– Дай мне еще пару минут! – кричу я в ответ. – Я… я не хочу, чтобы меня прерывали.

Холод пробегает по моему телу. Мне нужно сесть. Подумать. Нет, я не могу сидеть. Беспокойство слишком сильное. Я хожу из стороны в сторону. Сцепляю руки. Тереблю рукава. Подол накидки.

Меня пронзают обвиняющие слова матери: «Но готова ли ты обречь своих друзей на страдания? Если дойдет до этого, Клара, кого ты спасешь? Меня или их?»

Это была ее речь во сне, ее зловещая версия, а не та, исполненная любви и терпения, которую я видела на балу. На самом деле это не могла быть она, это, должно быть, говорила моя совесть. Но игнорировать ее еще труднее.