Лес повешенных

Видор, по-видимому, был большой охотник поговорить, особенно с образованными господами, считая себя умным и знающим, не в пример другим сельчанам. Придвинувшись ближе к столу, завел он с господином поручиком умные разговоры, хотя тот явно не был расположен его слушать и предпочел бы вместо бубнящего голоса отца прелестный бархатный голосок его дочери. Ни скучающая сонная физиономия поручика, ни его молчание ничуть не смущали могильщика, и он продолжал бубнить без умолку. Говорил Видор о чем придется, перескакивая с одного предмета на другой. С его слов Апостол узнал, что человек он весьма состоятельный, хотя и могильщик, земли у него предостаточно, и не какая-никакая земля, а самая что ни на есть плодородная, вот только обрабатывать ее канительно в такие-то худые времена. Могильщиком он сделался всего-навсего одиннадцать лет назад, когда преставилась его супруга, царствие ей небесное, и оставила его с двумя малыми ребятишками на руках. А прежде он столярничал, спасибо отцу, что надоумил учиться ремеслу, человек с ремеслом нигде не пропадет и уж без куска хлеба не останется. А могильщиком это он уж заодно стал, все равно гробы приходилось мастерить, а где гробы, там и могилы, одно без другого не бывает. Думается ему, никакое ремесло не позорно: что могильщик, что столяр, – это бездельничать зазорно. Любой труд почетен. Нелегко ему пришлось после смерти жены, ой как нелегко, все же ребятишек на ноги поставил, а ведь сынку было всего одиннадцать годков, а Илоне и того меньше – семь. Нет, он от работы никогда не бегал. Жили бы они теперь припеваючи, кабы не война-разорительница. Сына погнали на войну, и в первый же год пропал он без вести в Московии. Уж сколько об нем слез пролито. Но мертвого разве слезами воскресишь? Упокой его душу, господи! А после того, как Румыния в войну встряла, еще горше стало жить. Вот тут-то и пошла настоящая катавасия, народ весь разбежался кто куда. А Видору куда бежать прикажете: от своего дома да от хозяйства куда же побежишь? И не прогадал, потому как румыны вели себя обходительно, вежливо, не грабили почем зря, хотя жратву, конечно, брали, а чтоб мародерничать или какое другое зло причинять – боже упаси. Венгры себя не в пример хуже ведут. А те только еду и брали, да и то при отступлении, солдаты, они и есть солдаты, какой с них спрос? А венгры, как только пришли, сразу трех мужиков повесили, а за что? Говорят, будто они румынам угождали. И Видора бы вздернули, да бог помиловал. Румыны хотели его старостой поставить заместо бежавшего... А в Фэджете, село-то там большое, шурин и посейчас старостой – и ничего... А его то за что, он всего две недели старостой и побыл... Славу богу, обошлось, простили... Скорей бы только господь над людьми смилостивился, скорей бы мир настал...

У Апостола голова опухла от его разговоров. Покончив с рассказом о себе, могильщик принялся рассуждать о делах военных, расспрашивал, что говорят в городе... Апостол не знал, как от него отделаться.

– А про замирение ничего не слыхали, господин поручик? – спросил он таинственно. – Третьего дня гостил я у шурина, того самого, что в Фэджете старостой, так там поговаривают, будто русские замиряться надумали. У шурина главный генерал на постое и штаб ихний там, так он, шурин то есть, все загодя знает... Может, вам как новичку неизвестно... А уж там господа офицеры про все знают и меж собой в открытую разговоры ведут, дескать, русские взбунтовались, воевать не хотят, замирения просят... А так ли, нет ли, одному богу ведомо... Хорошо бы!..

– Я только-только из госпиталя и никаких новостей не знаю, – сухо ответил Апостол. – Но сомневаюсь, чтобы война ни с того ни с сего окончилась, очень сомневаюсь!..

– Может, и ваша правда... – раздумчиво согласился крестьянин. – Сколько горя от нее людям да сколько еще предвидится? Хотя бы вразумил господь всемилостивый генералов да фельдмаршалов замириться, кончить проклятое смертоубийство, спас бы людей от лиха... Сами-то они, генералы, по тылам да штабам сидят, а народ в окопах мрет...

Могильщик, но всей видимости, вошел во вкус и уходить даже и не думал. Апостол решил с ним не церемониться: сославшись на неотложные дела, он резко поднялся. Каково же было его удивление, когда он увидел, что могильщик так и остался сидеть. Вне себя от возмущения, Апостол выскочил в сени и хлопнул дверью канцелярии...