Лес повешенных

Апостол ничего не ответил, его и впрямь шатало от слабости, в какой-то миг он даже ухватился за стол, чтобы не упасть, но снисходительная жалость чужого человека было ему неприятна.

В канцелярии за длинным столом усердно скрипели перьями подчиненные, фельдфебель и капрал, исподтишка то и дело поглядывая на своего нового начальника. Апостол хотел сказать им что-то принятое в таких случаях, дружественное, сердечное, но побоялся, что голос у него дрогнет от слабости и вызовет он у подчиненных тоже жалость, а этого ему не хотелось. Он и промолчал.

– Господин офицер, не проголодались? – спросил заглянувший в канцелярию Петре. – Я вам еду приготовил... Может, покушаете там, в вашей комнате...

Услыхав румынскую речь, оба писаря многозначительно переглянулись. Заметив их перегляд, Апостол неожиданно взбодрился и с мальчишеским задором ответил тоже по-румынски, как бы желая подразнить подчиненных:

– Спасибо, Петре... Я и в самом деле не прочь подкрепиться... В поезде у меня совсем было пропал аппетит, а теперь, пожалуй, я поем...

Выходя в сени, он услышал, как капрал громким шепотом сообщил фельдфебелю:

– А начальник-то у нас из опиночникои... Ну и ну!

В другое время Апостол показал бы ему такого «опиночника», что у того надолго пропала бы охота раскрывать рот, но сейчас ему это было даже приятно и ничуть не обидно.

Комнатушка, в которую привел его Петре, была крохотная, но чистенькая, опрятная, будто языком вылизанная. На окнах в горшках цвела герань, по стенам висели расписные тарелки, у левой стены высилась кровать, по-деревенски украшенная горой подушек. Посреди комнаты стоял небольшой стол, в углу топилась печь. Апостол любовно оглядел свое новое жилище и вдруг вздрогнул, неожиданно заметив сидевшую на корточках у печки смуглую красивую девушку лет восемнадцати, в красной косынке. Девушка улыбнулась ему пухлыми влажными губами и посмотрела черными сверкающими черешенками глаз. Апостол вспомнил, что еще у ворот заметил, как промелькнула мимо него тень в красной косынке, но тогда не успел ее разглядеть, а теперь она сама смотрела на него смело, прямо, открыто.

– Вы кто? – спросил он удивленно.

– Хозяйская дочка, господин офицер, – вместо нее ответил Петре.

Апостол усмехнулся и, протянув девушке руку, спросил по-венгерски:

– Это вы так красиво прибрали комнату?

– Вместе с вашим денщиком, – весело отозвалась девушка, продолжая дерзновенно его разглядывать.

Апостол почувствовал ее жесткое и горячее пожатие.

– Как вас зовут?

– Илона.

– Илона?.. Послушайте, Илона, и не боязно вам среди солдат?

– А чего бояться? – спросила девушка и гордо выпрямилась. – Бояться нужно одного бога...

Пока Апостол, сидя за столом, ел, девушка, опустившись опять на корточки у печки, не сводила с него глаз. Он тоже нет-нет да и поглядывал на нее, сначала с удивлением, потом с любопытством, а под конец почти с нескрываемой симпатией. В обществе женщин он когда-то был робок и застенчив, неуклюж и неловок в разговоре с ними, а то и просто молчалив. Особенно он терялся, оставшись с ними наедине, тут уж он совсем не знал, как вести себя. Даже с Мартой он чувствовал себя стеснительно и частенько краснел как девушка... Но надев военную форму, он сразу переменился, стал развязен и даже грубоват с женщинами. На третий же день после получения офицерского звания Апостол покорил сердце одной чувствительной вдовушки, но очень скоро забыл ее в объятиях другой. Всюду, куда бы ни бросала его судьба, он заводил мимолетные романы, впрочем, женщины сами вешались ему на шею. Он не очень-то был разборчив в выборе своих дам и щедро раздаривал ласки, точно старался наверстать упущенное. И вместе с тем где-то в уголке своего сердца он пестовал чистую и неприкосновенную любовь к Марте, как бы убаюкивая свою не совсем спокойную совесть. Но глаза этой крестьянской девчонки задели самые сокровенные струны его сердца, он вдруг почувствовал себя беспомощным и неуклюжим, как бывало в юности. «Да что это я? Сдурел? – разозлился он на себя. – Поиграл в глазелки, потерял покой?» И все же он решил, что лучше ему не заглядываться на эту бойкую крестьяночку... «Она-то небось не одного из моих предшественников околдовала своими взглядами... Опытная!» – подумалось ему, и, не в силах удержаться, он опять взглянул на нее.

Но Илона смотрела на него таким простодушным и чистым взглядом, что ему стало стыдно своих глупых и гадких предположений...

Петре, взяв судки, направился к двери, решив увести с собой и девицу, чтобы дать господину офицеру возможность отдохнуть, он сделал ей многозначительный знак, но Илона то ли не поняла его, то ли прикинулась непонятливой и осталась сидеть на месте. Апостол долго молчал, уткнувшись в тарелку, не находя темы для разговора, хотя ему очень хотелось послушать ее приятный, грудной, слегка хрипловатый голос.

– А по-румынски вы говорите? – нашел он наконец, о чем ее спросить.