Лес повешенных

Клапка, все еще не в силах прийти в себя от изумления, сел за стол. Апостол вышел и вскоре вернулся вместе с Илоной, которая принесла полную тарелку крашеных яиц, кулич и пасху. При ее появлении капитан церемонно поднялся и выразил извинения.

– Я вел себя недостойно, простите, но это по недоразумению... Я надеюсь на ваше великодушие... Ни в коей мере, поверьте, не посмел бы, если бы был предупрежден...

Илона ни слова не понимала по-немецки, но церемонность, с какой капитан изъяснялся, его растерянность рассмешили ее. Не в силах сдержаться, она прыснула и опрометью кинулась вон из комнаты. Глядя на нее, мужчины тоже громко рассмеялись.

– А твоя невеста, оказывается, весьма смешлива, с ней не соскучишься, – отметил Клапка и серьезно добавил: – Однако твой выбор все же меня озадачил...

– Представь, и меня тоже! – в тон ему весело отозвался Апостол. – Но поскольку нас окружают сплошь неразрешимые задачи, начиная от каждой отдельной души и кончая всей необъятной вселенной со всеми звездными мирами, то я не такое уж исключение, а скорее вполне обычная закономерность...

Капитан сокрушенно покачал головой.

– Ох, Болога, любишь ты громкие слова, хлебом тебя не корми! Но вселенная – это нечто постороннее и нас почти не касающееся, а наша женитьба вещь весьма реальная, и, наоборот, нас кровно касающаяся. Конечно, твое право – сделать именно такой выбор. Девчонка славная, что и говорить, все при ней... и мордашка, и прочее, ты уж меня прости за откровенность, но она же простая крестьянка, небось неграмотная... Ты соскучишься с ней через неделю. Ты человек умный, начитанный, о чем ты станешь говорить с этой простолюдинкой, да еще венгеркой... Ума не приложу! Как тебя угораздило!..

– Ах, милый мой капитан! Все женщины прежде всего женщины, будь они принцессы или простолюдинки, как ты изволил выразиться! – с жаром возразил ему Апостол. – Никакой разницы. Впрочем, есть разница. По душевным качествам еще неизвестно, кто кому даст фору! Цивилизация изменила лишь форму проявлений! И я не уверен, что произошло это на пользу человеку. По правде сказать, мне кажется, что цивилизация испортила людей, сделала их равнодушней, неискренней, злей. Неискушенные люди добрее, проникновенней, набожней. И, уж во всяком случае, гораздо счастливее людей цивилизованных... Цивилизация сохранила с древних времен лишь одну форму отношений – войну. И довела ее до такого совершенства, что лицом к лицу сражаются миллионы людей и за один миг можно уничтожить тысячи и тысячи жизней. А благами такой цивилизации пользуется лишь кучка привилегированных семейств, мающихся от скуки и пресыщения. Для полутора же миллиардов остальных людей цивилизация является вечно обновляющейся формой порабощения.

– Мог бы ты, будучи нецивилизованным человеком, увидеть вред цивилизации? – ехидно осведомился Клапка.

– Разумеется, не мог бы, но тогда я бы не презирал ее и был счастлив, – запальчиво ответил Апостол. – Ваша хваленая цивилизация рождает все новые и новые проблемы и не в силах разрешить ни одну из них. Каждое новое ее достижение выколупывает из души человеческой маленькую крупинку счастья и в конце концов превращает эту душу в груду развалин... Вместо веры у цивилизации формулы, и даже бога она готова подменить какой-нибудь замысловатой формулой, чтобы потом, потирая руки, во весь голос провозгласить: «Бога мы изучили, он состоит из...» Нарушив гармонию жизни, расчленив ее на составные части, человек совершенно запутался и не в силах собрать все воедино, проникся отвращением к самому себе... Мне до боли ненавистна ваша цивилизация, капитан! Все десять тысяч лет ее существования я отдал бы за миг истинного душевного покоя...

Клапка удивленно слушал его бурную негодующую речь, нервно пощипывал свою подстриженную бородку, несколько раз пытался прервать Апостола, сказать, что приехал он вовсе не за этим.

– Слушай, дружище! – вклинился он наконец, но Апостол, боясь потерять нить и торопясь высказать все, что накопилось у него в сердце, остановил его:

– Еще одну минуточку! Всего лишь одну минутку, капитан! Я хочу окончательно похоронить цивилизацию в своем сердце и поставить на ней крест. Двадцать лет она калечила мне жизнь и сушила душу... В угоду ей я корпел над концепциями, формулами, правилами. И всякий раз, когда рушилась одна конструкция, я сооружал другую, еще заковыристей, и ужасно собой гордился. Мое «я» торжествовало, когда мне удавалось устроить свою жизнь против естества и против бога!.. Долго я бился головой о степы, пока не вырвался из цепких когтей заблуждения. Теперь я обрел и себя, и бога, и счастье!..

– Да-да, ты нрав, человеческая душа нуждается в поддержке... задумчиво проговорил капитан, уже и не пытаясь возражать.

– Вот видишь! – обрадовался поручик, словно только этого и добивался, чтобы окончательно утвердиться в обретенной истине. – Видишь? Видишь? Именно в поддержке, капитан!.. Человеку нужна вера, огромная, беспредельная, слепая! Вера – это бог! Да, капитан!

Но, тут же помягчев и засмущавшись, он виновато улыбнулся и тихо сказал: