Лес повешенных

Самым страшным, о чем Апостол и помыслить не смел, была бы для него разлука с Илоной. Она вошла в его жизнь, как проникает луч солнца в мрачную тюремную обитель, он словно родился заново. Так, вероятно, чувствует себя узник, просидевший многие годы в сыром и затхлом подземелье, когда его вдруг выпускают на свободу. Он просто не верил своему счастью... Даже скучная, однообразная работа в канцелярии, пустая и никчемная, проходила для него незаметно и легко лишь потому, что после нее он мог проводить время с Илоной, а проводил он с ней все свое свободное время. Они насмотреться друг на друга не могли и строили бесконечные планы на будущее, мечтали, как Апостол обучит Илону грамоте, разоденет как принцессу и она ничем не будет отличаться от настоящей барышни. Илона слушала как зачарованная и сто раз на дню требовала от него клятв, что он никогда не станет заглядываться на других барышень...

В четверг пополудни, часа в четыре, когда Апостол, окончив работу, размечтался с Илоной о том, как они, обвенчавшись в здешней церкви у отца Константина, поедут праздновать свадьбу в Парву, назовут кучу гостей, пригласят музыкантов, внезапно раздался рокот приближающегося мотора.

Апостол, умолкнув на полуслове, выглянул в окно и увидел подъехавший к воротам штабной автомобиль. С досадой взглянул он на невесту, как бы жалуясь, что их прервали на самом интересном месте: Илона была бледна как смерть.

– Это приехали за тобой, еле шевеля губами от страха, пробормотала она и вцепилась в его руку.

Апостол вышел из дому и направился к воротам. Навстречу ему шел худой и длинный как жердь, с постным, тусклым лицом облезлой обезьяны фельдфебель. Апостолу показалось, что он где-то уже видел эту долговязую «версту» с нелепыми, в пол-лица, рыжими бакенбардами, но никак не мог вспомнить – где?

– Вам пакет из канцелярии его превосходительства! – вежливо и высокомерно произнес фельдфебель вкрадчивым голосом, козырнув и глядя на поручика не то чтобы заносчиво, а с каким-то подобострастным непочтением.

Он протянул Бологе пакет. Болога мельком взглянул на него, прежде чем взять, и все время мучительно вспоминал, где же он видел эту облезлую обезьяну.

– Что-нибудь срочное? – полюбопытствовал Апостол, все еще не собираясь вскрывать пакета.

– Так точно, господин поручик. Срочное! – все с той же нагловатой вежливостью доложил фельдфебель и снова козырнул.

Апостол вскрыл конверт, пробежал бумагу глазами и снова сунул ее на место.

– Лицо мне ваше откуда-то знакомо, – рассеянно произнес он. – Но не могу вспомнить: откуда?.. Бы где служите?

– В военном трибунале, осмелюсь доложить... при господине преторе... – ответил фельдфебель, осклабившись.

– Ах, да-да... – так же рассеянно проговорил Болога, досадуя, что не сразу узнал этого облезлого господина, распорядителя памятной казни.

Бумага была подписана адъютантом генерала Карга. Бологе предлагалось явиться в штаб для получения дальнейших указаний.

– Так! – спокойно произнес Апостол. – Передайте в штаб, что завтра поутру я прибуду в их распоряжение, теперь все равно поздно и, пока я доберусь, его превосходительство будет...

– Извините, господин поручик, но вас приказано привезти на автомобиле немедленно, – перебил фельдфебель, чувствуя себя вправе проявить настойчивость и уже совершенно неприкрыто издеваясь. – Я и машина в полном вашем распоряжении...

– Ах, вот оно что... Ладно!.. Подождите, я должен собраться, – сказал Апостол.

Надо было придумать что-нибудь толковое, чтобы не испугать Илону своим внезапным отъездом.

Апостол зашел в канцелярию, сказал писарям, что его срочно вызывают в штаб, затем отправился объясняться с Илоной. Девушка вся дрожала от страха и тихонько плакала, предчувствуя недоброе.

– Зачем тебя вызывают? – спросила она шепотом, словно опасаясь, как бы ее не услышал кто-нибудь посторонний.

– Не знаю, но наверняка из-за какой-нибудь ерунды, небрежным тоном ответил Апостол и надел каску.

Видя, что она никак не может успокоиться, он подошел к ней, обнял и стал утешать, хотя сам был встревожен не менее ее и с трудом держал себя в руках.

– Не тревожься, голубка... Живи спокойно... Скажи отцу, когда вернется... Впрочем, я, вероятно, раньше тебя его увижу и все ему скажу, объясню... Самое главное, старайся не думать об этом... Ну, будь здорова!..

– И ты береги себя... для меня береги... – со слезами на глазах пробормотала девушка, прижимаясь к нему и боясь отпустить. – Господь тебя храни!..

– Аминь! – ответил Апостол и перекрестился.

Он еще раз крепко обнял ее на прощание и тихонько шепнул на ухо:

– Не плачь, голубка, все будет хорошо... Я люблю тебя...