Леса хватит на всех

И пока американцы занимались всей этой долговременной фортификацией, они упустили из виду другой процесс, контролировать который скоро стало невозможно. Со всех Штатов — да и не только Штатов — в Нью-Йорк, точнее, в ту его часть, что была захвачена Лесом, стала стекаться разнообразные и увы, далеко не законопослушные представители вида хомо сапиенс. Представители негритянских и латиноамериканских банд прибывали и в одиночку, и группами; бездомные, наслушавшиеся россказней о том, что в Лесу еда растёт на каждой ветке, а погоды круглый год стоят, словно во Флориде; наркоманы, жаждущие новых ощущений, новой, ещё не пробованной, не нюханой и куренной дури. Внезапно оказалось, что среди этой публики процент обладателей сопротивляемости к ЭЛ-А гораздо выше среднего — и уже через полгода таких «счастливчиков» в Манхэттен набилось тысяч триста, куда больше, чем во всей территории Московского Леса. Власти пытались перекрыть этот мутный поток, но довольно быстро сообразили, что ничего, в сущности, не теряют от подобной «эмиграции» — наоборот, избавляются от подонков, наркоманов и бандитов всех мастей, десятилетиями терроризировавших североамериканское общество. И вместо того, чтобы перехватывать алчущих острых ощущений и абсолютной свободы, их стали высылать на Манхэттен, заменив этой мерой пожизненные заключения и электрический стул. Причём суд нисколько не интересовало, есть у приговоренного иммунитет к эЛ-А, или нет — любые попытки выбраться наружу немедленно пресекались огнём на поражение.

Так воплотился в жизнь сюжет старого, ещё прошлого века, кинобоевика, в котором обнесённый стеной Манхэттен был превращён в гигантскую тюрьму, где правили бал вооружённые и сбившиеся в мощные группировки банды. Что там происходило на самом деле — во внешнем мире не знал толком никто, несмотря на гигантское количество фильмов, сериалов, комиксов и прочей развлекательной продукции на эту тему. Известно было, что Манхэттенский Лес раздирается войной группировок — негритянские банды под предводительством хунганов, жрецов вуду, люто резались с латиносами, которым покровительствовала богатая неправительственная организация, известная как «Церковь Вечного Леса». Кое-кто утверждал, что основали еёвыходцы из церкви Свидетелей Иеговы, сайентологи и подпольные адепты запрещённой больше полувека назад секты «Аум Синрикё». Сама ЦВЛ от такого «родства» официально открещивалась, но некоторые нюансы её деятельности не позволяли воспринимать эти заверения всерьёз. Работали они по всему миру, проповедуя, что Лес — это новый путь к спасению, указанный человечеству природой. В Манхэттене же располагалась генеральная штаб-квартира ЦВЛ; здесь они развернули широкую благотворительную и научную деятельность, щедро раздавая гранты независимым исследователям. Именно так туда (а позже и в Московский Лес) попала Франа; Пиндос же оказался в числе «Волонтёров Леса» — энтузиастов, вроде тех, кто раньше ездили в Африку, проводить соцопросы и учить негров пользоваться туалетной бумагой вместо пальмовых листьев.

Вот с этими немногими энтузиастами, учёными и волонтёрами, и просачивались за Манхэттенскую стену немногие крохи достоверных сведений о том, что там происходит на самом деле, но и эти рассказы приходилось делить на десять. Ходили жуткие слухи, что заправилы Манхэттена, неважно, к какой группировке они принадлежат, давно подмяли под себя силу Леса, достигнув в этом уровня, которое не снится московским друидам: управляют животными-мутантами, составляют могучие снадобья, позволяющие как угодно искажать человеческую психику и разум. И они, неважно, воротилы ЦВЛ или высшие иерархи вуду, яростно воют друг с другом за власть, за возможность гнать в наружный мир потоки наркоты, сомнительных медицинских препаратов, за право контролировать подпольный рынок пластических операций и незаконной трансплантологии, процветающий на сильнодействующих «лесных» снадобьях — и не гнушающиеся ради этого самыми дикими злодействами. Манхэттен же тем временем превратился в бурлящую, исходящую кровью, грязью, наркотой клоаку — и те, кто живёт снаружи, с ужасом ждут, когда это отвратительное варево выплеснется за бетонную стену и зальёт всё вокруг.

* * *

Дядя Саркис поставил на стол тарелку с сыром и зеленью. Потом сходил в подсобку и принёс в маленькой плетёной корзинке тёмную бутылку с пожелтевшей до полной неразличимости этикеткой. Выпуклые бока бутылки покрывал толстый слой пыли.

— «Усахелаури», — похвастал он. — Сыр с Пойминского городища, лучший во всём Лесу, особенно твёрдые сорта. А кинза с Тимирязевской, из их парников. Попробуйте — пальчики оближете!

Действуя серебряным штопором (не хуже сомелье из лучшего римского ресторана, отметила Франа) он осторожно, не потревожив содержимого, откупорил бутылку и разлил рубиновую жидкость по рюмкам. Над столом поплыл божественный аромат с едва уловимыми земляничными нотками.

— Чуете, да? — армянин шумно втянул воздух носом. — Урожай четырнадцатого года! Никто у меня такого не пробовал, вы первые будете, мамой клянусь!