Лесков: Прозёванный гений

«Пишущий эти строки знал лично Ф. М. Достоевского и имел неоднократно поводы заключать, что этому даровитейшему человеку, страстно любившему касаться вопросов веры, в значительной степени недоставало начитанности в духовной литературе, с которою он начал свое знакомство в довольно поздние годы жизни, и по кипучей страстности своих симпатий не находил в себе спокойности для внимательного и беспристрастного ее изучения».

Несложно увидеть здесь отзвук старой полемики 1873 года, когда каждый из авторов отстаивал свою компетентность в церковной и религиозной сфере.

Прошло несколько лет. Ядовитый спор больше не возобновлялся и будто бы отошел в прошлое. Как мы помним, в феврале 1876 года Лесков и Достоевский вместе общались с духом на спиритическом сеансе в доме Аксакова. В «Русском вестнике» подходила к концу публикация «Анны Карениной», безмерно понравившейся Лескову. Сочувственно откликнулся на роман и Достоевский (впервые в «Дневнике писателя» за февраль 1877 года).

Прочитав его размышления о героях Толстого, Лесков схватился за перо и написал давнему оппоненту краткое, но горячее послание – без обращения, без вступления, словно бы продолжая никогда не прерывавшийся разговор:

«Ночь на 7 марта 1877 г., Петербург.

Сказанное по поводу “негодяя Стивы” и “чистого сердцем Левина” так хорошо – чисто, благородно, умно и прозорливо, что я не могу удержаться от потребности сказать Вам горячее спасибо и душевный привет. Дух Ваш прекрасен – иначе он не разобрал бы этого так. Это анализ умной души, а не головы.

Всегда Вас почитающий

Н. Лесков».

Ответа, судя по всему, не последовало. Дружески, почти сентиментально протянутая рука повисла в пустоте.

Спустя четыре года Лесков шел за мертвым телом, которое покинули и прекрасный дух, и умная душа.

А вскоре выяснилось, что его диалог с Достоевским продолжается – и не только в очерке о посещении «похоронной дамы» и антилеонтьевской статье.

Еще в 1881 году Лесков опубликовал в газете «Русь» цикл очерков «Обнищеванцы (Религиозное движение в фабричной среде 1861–1881)», взяв эпиграф из «Дневника писателя»: «Нашему народу можно верить, – он стоит того, чтобы ему верили» – и снабдив его длинным пояснением:

«Я очень счастлив, что могу поставить эпиграфом к настоящему очерку приведенные слова недавно почившего собрата. Почет, оказанный Достоевскому, несомненно, свидетельствует, что ему верили люди самых разнообразных положений, а Достоевский уверял, что “нашему народу можно верить”. Покойник утверждал это с задушевною искренностью и не делал исключения ни для каких подразделений народной массы. По его мнению, весь народ стоит доверия».

Дальше Лесков пишет, что напрасно иные сортируют народ на худший и лучший, разделяя крестьянство (народ пахотный) и пролетариат (народ фабричный), которому якобы можно доверять гораздо меньше:

«Я думаю, что всё это большая неправда, и она накликана на наш фабричный народ ложными представлениями о нем фальшивой литературной школы, которая около двадцати лет кряду облыжно рядит нашего фабричного рабочего в шутовской колпак революционного скомороха. Народ, работающий на фабриках и заводах, в смысле заслуженности доверия, это – всё тот же русский народ, стоящий полного доверия, и Достоевский, не сделавши исключения для фабричных, не погрешил против истины»⁷⁸⁸.