Лесное лихо

– Зачем же спрашиваешь, коли сам всё видишь? – говорит молодая ведьма. – Ладно, добрые люди, – сколько яда в этом «добрые люди»! – благодарствую за помощь… хоть и не думала, что когда-то поблагодарю кого-то с хутора Кресево. У вас свой путь, а у меня свой. Пойду… если в спину не стрельнёте!

Но через несколько шагов раненая левая нога её подводит. Ведьма не издаёт ни звука, но заваливается вбок. Стас, который оказывается ближе всех, подхватывает девушку обожжёнными руками.

Лютая боль, притихшая под повязками, вспыхивает белым пламенем, и мальчишка едва не теряет сознание. Но он не кричит. Нет.

Влад, побледнев едва ли не больше братишки, успевает подхватить обоих и удержать от падения.

– Где руки обжёг, малой? – спрашивает Предрага, утвердившись на ногах и придерживаясь для верности за деревце. Стас, обидевшись на «малого», оглядывается на старших, моментально сделавших постные лица. Поездки за «ведьмиными грибами» – великая тайна, которую не разглашают ни дома, ни здесь. А ведьма продолжает. – Необычный ожог. Не огнём, не железом и не варом, а злым соком. На муравьиный яд похоже… Это ничего. Ложись, храбрец, сейчас я тебя поправлю.

– Если ты, тварь… – произносит Завид, его останавливают крики отца и брата – «Завид! Дядька!».

– Ничего я ему не сделаю. Вылечу. Для меня это пустяк. Зато никто не скажет, что Предрага Буйвидова Броджич принимает милость от Кресева. Ложись, парень. Если, конечно, не боишься страшной ведьмы.

С молчаливого согласия старших Стас вытягивается на лесной подстилке. Предрага что-то неслышно приговаривает и водит руками над Стасом, и по его телу волной прокатывается странное ощущение – «горячих иголочек», как в отсиженной ноге. Вскоре девушка приближает ладони вплотную к обожжённым рукам. Боль доходит до предела, который, кажется, уже невозможно терпеть без слёз…

– Не скули, малыш! Тебе ведь уже не больно, так?

Предрага бесцеремонно хватает «пациента» за руку и рывком поднимает на ноги. Полуобморочный Стас чувствует, что боль из обожжённых рук и вправду куда-то делась. Тем временем девушка сильными и ловкими движениями срывает повязки. Сперва с правой, потом с левой.

Язвы исчезли бесследно. То есть не совсем бесследно – остались красные пятна, как после зажившего ожога.

– Если ты, парнишка, ожил, – звучит ее голос, – сходи, принеси мою торбу. Она к седлу приторочена. Мне тоже надо подлататься.

Стас, как заворожённый, шагает к туше лосихи, на которой ехала Предрага. Стараясь не смотреть на развороченные внутренности убитого животного, он распускает ремни, крепившие торбу к седлу. Предрага, держась за деревце, садится на землю и вытягивает левую ногу. С невозмутимым видом извлекает из торбы полотенце, расстилает его на земле и расставляет коробочки, глиняные горшочки и мутно-зелёные скляночки. Сдвигает понёву, разрывает уже надорванный подол рубахи, смачивает тряпицу из скляночки – в воздухе распространяется резкий запах спирта, который здесь, как рассказывал отец, называют «извинь», то, что делают из вина. Проспиртованной, точнее, «произвиненной» тряпицей Предрага протирает руки и кожу вокруг раны, достаёт из коробочки кривую золотую иглу, в которую уже вставлена нитка.

Помедлив мгновение, лекарка поднимает голову, оглядывает четверых мужчин и жестом подзывает Влада.

– Подойди сюда, молодчик. Поможешь. Подержи вот так… нет, почекай, я тебе поперва лапы очищу… – и протирает ему руки проспиртованой тряпицей. – Надеюсь, не наблюёшь мне промеж ног, удалец?

И, пока ведьма деловито штопает себе бедро, Влад придерживает края рваной раны.

– Ну вот. Теперь жить можно. – Закончив с обработкой раны и собрав инструменты, Предрага поднимается на ноги, без лишних церемоний придерживаясь за шею Влада.

По-прежнему сильно хромая, она подходит к туше своей лосихи, поднимает с земли топорик, который, должно быть, обронила в неудачной схватке с котолаком, и несколькими сильными ударами срубает молодой дубок, толщиной в её руку. Ещё несколько ударов – и деревце превращается в корявый, но ухватистый костыль. – Я пойду. Не поминайте лихом. Котолака обдерите, а лосиху мою не трожьте, оставьте Лесному Хозяину да чади его, – и намеревается уходить.

– Стой! – почти кричит Влад. Все оборачиваются на него.

– Куда ты собралась, дура? Тебя с хромой ногой мышь загрызёт, если раньше кровью не изойдёшь! Дядька Завид! – голос Влада срывается, – Ее надо взять на хутор! Пусть хоть немного отлежится! Это ж для неё верная смерть, сейчас вот так в лес идти!

– Владка, она из Броджичей, – отвечает дядька.

Он говорит очень спокойно, но спокойствие это очень нехорошее.

– Мы её спасли от смерти, – тоже спокойно и очень жёстко отвечает Влад. – А она потом Стасу помогла.

– А и в самом деле, шурин! – вмешивается отец. – Кто бы она ни была – нехорошо её бросать в лесу.