Лесное лихо

– Кто-то из её братьев убил Богдана, моего троюродного братишку… – тихо, почти мечтательно произносит дядька Завид. – Мы с батей учили его всему, что надо знать мужчине, потому что его отца задрал кабан на охоте, а мать умерла от огневицы, и мы взяли его в наш дом. А Богдану, когда его убили, было столько же, сколько Стасу сейчас, и он ещё не женился… – он замолкает. И через какое-то время продолжает. – Пускай раду собирают. Как приговорят, так тому и быть. Предрага! – он старается говорить без яда в голосе. – Поедешь с нами. Слышишь? Оклемаешься… и отправляйся на все четыре стороны, никто тебе зла не сделает.

Предрага еле заметно кивает.

– А ты, добрая душа, – говорит он Владу, – покажи красной девице, что нож у тебя висит не только для того, чтобы в тычку играть. Освежуй котолака. А то твою добычу расклюют сороки и съедят черви, пока мы лясы точим.

– Я сколько живу, а котолаков в жизни не видел, – рассуждает дядька Завид, пока они обдирают бестию. – А вот Зычко, дядька мой по матери, видел. То есть увидел раньше, чем котолак на него сиганул. Теперь у него остался один глаз да одна рука рабочая, а вторая больше для виду болтается. Но зато у него на заплоте котолачий череп щерится, а у тётки Радмилы душегрея котолачиной оторочена. Паскудная зверюга. Нюх лепше волчьего, слышит – куда там летучей мыши, а видит хоть днём, хоть ночью за полторы лиги.

Фэнтезийное словечко звучит естественно и непринуждённо. Стас вспоминает, что здесь это нормальная мера длины, по-нашему около пяти километров.

– И умнющий, зараза! Самый умный зверь – всё-таки зверь, а котолак тебя в лесу скрадывает, как человек. Людей ненавидят, убивают не затем, чтоб зъисть, а за просто так…

– Почему? – отваживается на вопрос Стас.

– Говорят, – отвечает дядька, – котолаки повелись от волочайки, которая богатого мужа отравила и всю его семью, а как дело раскрылось – бежала в лес, а там её лют покрыл. Вот и пошли. Не люди и не звери.

Шкуру и череп «няшного котика», к некоторому неудовольствию Влада, навьючивают на Завидова быка. Лосихи тревожно фыркают от запаха крови. На Владову лосиху усаживают Предрагу. Влад сидит позади и как-то само собой получается, что во время езды он приобнимает девушку.

Путь до хуторских полей проходит без приключений, чему Стас в глубине души рад: здешние приключения пахнут порохом, кровью и рвотой. И кровь не всегда бывает чужая.

– Хей, шурин! – окликает отец, когда они едут по меже.

– Чего?

– Давно спросить хочу… а куда ты… – он на секунду задумывается, – вчера уезжал? И позавчера тебя не было…

– Было дело, – откликается Завид. – С дядькой Нелюбом ездил свататься.

– Но? – Отец явно заинтересован. – К кому?

– К Богдану из Везничей. За Дарёнку, его среднюю дочку. Осенью свадьба. Дарёнка, по правде, с того года по мне сохнет, ну, а Богдан своей дочери не враг.

По пути до лосиного «ангара» Завид, который, кажется, рад отвлечься от неприятных раздумий, загружает спутников семейным эпосом. Мелькают имена – то забавные, то завораживающе-красивые. Он рассказывает про дядьку по матери, Мстивоя Толстого – знаменитого рыболова, обжору и знатока державных законов, про своего пра-пра-прадеда Сбыслава Ломаного, которого в юности чуть не насмерть задавил медведь…

– …А Лишко, младший сын Мстивоя, тот по весне свою долю в наследстве у братьев на золото обменял и в панцирные казаки пошёл волонтарем, – вещает дядька, когда они заводят своих скакунов в лосятник и рассёдлывают. – А что мешает? Грошей у него довольно, чтобы снарядиться, а коли испытания выдержит, «семь седмиц в пекле», как они говорят – ласково просим, брате, до наших лав. А лет через десять-пятнадцать, если жив будет и грошей накопит, сможет своё копьё собрать и будет рыцарем. Правда, дети его рыцарство не наследуют, потому что он из простых. Вот только если его, уже когда копьё станет водить, на рати срубят, или от боевой раны помрёт, тогда его сыны будут рыцарями с крови и кости…

У Стаса голова идёт кругом. Это не фэнтези, а жизнь его предков и родственников, причём не очень далёких, по здешним-то меркам!

Предрага пытается идти вместе со всеми и ковыляет весьма бойко, но на полпути от лосятника до дома её костыль ломается. Влад удерживает её, а потом, не слушая яростного протестующего шипения, подхватывает на руки. Дядька и отец мрачнеют, но ничего не говорят.

Во дворе они встречают бабушку Смагу. Узнав, что произошло в пуще и кого тащит на руках её старший внук, бабушка сурово поджимает губы и посылает младшую девчонку привести отца.

– А её, – говорит бабушка, – в дом неси, внучек. Не на завалинку же класть раненую девку… хоть и из Бродья.

Скоро приходит дед Некрас. Слушая рассказ о лесных приключениях, он, несмотря на всю невозмутимость, меняется в лице. Сперва брови ползут вверх от изумления, потом глаза загораются холодным гневом. Но гнев проходит, уступая место задумчивости.

– Может, это знак… – произносит он, забрав в горсть бороду. – Завид, обойди-ка все дома да скличь мужей на раду.

– Заварили кашу… – цедит сквозь зубы отец после ухода Завида.