Лесоруб (СИ)

И абсолютно не стыдно, один-то на один, ведь Захарка — альфа, старше на два года и утешал меня подобным образом много-много раз, еще с раннего детства. Разбитые коленки и локти, ожоги от крапивы, собака укусила, свалился с яблони или забора, навернулся в канаву с велосипеда, рассадив скулу, ужалила пчела, первый альфа бросил, обхамив, мальчишки поколотили, кто-то из родителей отшлепал за провинность… К кому я тогда бежал жаловаться? Верно, стабильно к соседу Захарке. Не к вечно занятым папе и тяте.

И в Захаркином же надежном кольце рук выл, еще ни разу не текшим четырнадцатилетним подростком, словно обезумевший, смертельно раненый волк, выплескивая выжигающее изнутри неподъемное горе, когда, туша лесной пожар, погибли родители.

Захарка… В этом имени для меня что? Пожалуй, жизнь…

— Я люблю тебя, друг, — я без малейшего сексуального подтекста котенком потерся влажной щекой о шершавую от мозолей, лопатоподобную ладонь альфы. — Мой единственный настоящий друг на свете, и в беде, и в радости…

Захарка фыркнул нечто нечленораздельное и обнял меня еще крепче.

— Кровь откуда? — гигант ненавязчиво завладел моей левой рукой, осмотрел ее, не нашел повреждений и перешел к правой, залип на распухшем указательном пальце. — Молотком? — вздохнул, опытный.

Я, расслабляясь, сквозь всхлип подтвердил «ага, молотком», и альфа по-братски чмокнул меня в липкий от испарины лоб.

— Мазила, — хихикнул. — Ничего, обычное дело. С любым случается иногда, и со мной случалось тоже. Подую, нальем йода, замотаем бинтиком, а ноготь новый отрастет…

Не «глупая косорукая омежина» — «мазила». Повезло Артему с истинной парой, счастливчик.

Захарка-Захарка. Ну почему мы с тобой не истинные? Я бы тебя… Я бы тебе не изменял. И стирал бы твои трусы, носки и рубашки, и готовил бы тебе разные вкусняшки, и гордо носил твою метку и твоих детей… Увы, лишь друзья, но — как братья. А может, подобная близость душ круче и ценнее истинности? Как к альфе меня к тебе не тянет.

Пока я размышлял, сравнивая дружбу с истинностью, слезы иссякли, навалилась неподьемная усталость, раззевалось.

— Йодик, — огромным мягким домашним кошаком музыкально мурлыкал Захарка, обрабатывая мой палец откопанным на полке среди горы всякой мелочевки йодом, — бинтик… — бинтик он нашел там же, — проверь-ка, не очень плотная повязка, не давит?

Его улыбка, родная, добрая, понимающая…

Эх. Если учесть, что дверь в мою комнату выбил именно он… Сам бы и ставил, карячился, у-у-у… И я бы сейчас не мучился от боли, а спокойно спал.

Кажется, во мне прохудилось море, слезы хлынули снова, неудержимым потоком. Как их запихнуть обратно, викинг?

Никак. Льются и льются. Я… омега, еба-на-на. О-ме-га. Едва оттекший. И от викинга во мне — лишь рост, сложение и скандинавская внешность.

У-у-у… У-у-у… Носом хлюп-хлюп-хлюп…

Захарка подтолкнул меня к кровати, я подчинился и позволил ему себя, окончательно расклеившегося, раздеть до трусов, — не кружевных, трикотажных боксеров, обломитесь, похабщики, — уложить и укрыть одеялом.

— Отдыхай, — велел гигант, вот он — подлинный викинг, хоть и русский до мозга костей. — А я дверь быстренько подправлю, ладно?

Я согласно поморгал другу c подушки, поплотнее запаковался в одеяло, — что-то знобит, неужели простыл к прочим неприятностям, — и, смежив воспаленные веки, затих. Лежал, слушал, как Захарка возится, позвякивая инструментами, шепотом ругает матом отвертку и не желающие вывинчиваться, заклиненные пересохшей древесиной шурупы, шмыгал носом и уплывал в сладкую дрему.

Все под контролем, альфа на территории моего жилища, завхоз обойдется и я получу диплом. Через четыре года, ахха. Сколько разнообразных гадостей еще со мной приключится за эти четыре долгих года? Кто-нибудь знает? И я не знаю, увы…

Кстати об истинных. А ведь Захарка, наверно, скоро свалит из общаги к Артему… Ох, нет… Нет-нет-нет! Не потому, что я эгоист. Просто… Без Захарки поблизости моя жизнь станет пустой.

У-у-у… Хлюп-хлюп-хлюп…

Поспал, хуй-на-на. Тьфу.

====== Часть 13 ======

Проснулся я около десяти утра отдохнувшим и в прекрасном расположении духа— видимо, разбушевавшиеся во время течки гормоны наконец уравновесились. Улыбнулся пробивающимся между неплотно задернутыми шторами солнечным лучам — лето, м-м-м… Полежал немножко, сладко потягиваясь на разные лады, понял, что больше не хочу валяться и, откинув одеяло прочь, скатился с кровати бодрячком… И тут же зашипел, зацепившись обо что-то твердое зашибленным вчера пальцем.

Бля, больновато, но терпимо, когда долбанул молотком по ногтю, и после вскрывал гематому, было куда больнее. Порядков на… Япона папа, несравнимо.

Слышали когда-нибудь шутку медиков: «Есть хуйня и есть жопец, жопец не лечится, а хуйня проходит сама?». Вот, мой палец — из разряда хуйни, зашибался в прошлом и посерьезнее. Главное — держать ранку в сухости и чистоте, и заживет, как на собаке, потомки викингов — твари практически неубиваемые. Гены у нас такие.