– Забудь тогда. Возвращаясь к предыдущему. Все то, что делало меня человеком, что еще теплилось во мне, сгинуло после Карьера. Я думал, что прощу Кона, и капелька того светлого все же вернется, но потом Кона не стало, а я вновь погряз в убийствах. В каком-то смысле всем погибшим в Карьере повезло. Только припомни Лиса. Кона. Хотя ты его не знаешь. Мы трое остались, и нас всех это доканывало, мешало нам двигаться дальше. В тот день мы потеряли себя. Если бы я мог вернуться в прошлое, я бы предпочел быть убитым там же, у портовых кранов или в тех же камышах возле сухогруза.
– Зачем?
– А что сейчас? Что во мне осталось? Что я умею делать? Только убивать. Разве в этом мое призвание?
– Твое призвание стать хорошим человеком и исправиться. Я знаю, ты можешь, ты уже делаешь это. – Скай допила чай. – Надеюсь, что, когда последняя ниточка, связывающая тебя с Карьером, оборвется, ты сможешь зажить нормальной человеческой жизнью. Ты уже доказываешь, что способен на это. Что бы ты сам себе ни говорил, но в тебе осталась человечность.
– Дальше-то что?
– Тебе придется завязать с убийствами. – Девушка положила голову наемнику на плечо. – Раз и навсегда. Ты сам заметил, что убийство Малинина только больше увлекло тебя в трясину. Как только ты разберешься с Сорокой, раз это для тебя крайне важно, попробуй научиться прощать. Иначе ничего не выйдет. Но вообще я бы советовала тебе убраться с этой поляны и не марать руки.
– Я не могу. Я слишком долго этого ждал.
Послышалось характерное тарахтение дизеля.
– Вот и все. – Коннор поднялся. – Сейчас все кончится.
Лицо заливала теплая кровь, из глаз брызгали слезы, кружилась голова, перехватило дыхание. Огонек попытался подняться на локтях, попытался оглядеться, но получил берцем в живот. Снова начал задыхаться и хватать ртом воздух, словно рыба в воде.
Пистолет Огонька упал на прелую листву.
– Сука! Стоять! Стой, тебе говорят!
– Я… я… не дергаюсь, тварь…
Удары посыпались как из рога изобилия.
– За что вы его?! – донесся крик Сурена.
Крик, который Огонек едва-едва расслышал.
– Отвали!
В голове гулким набатом словно бил колокол.
– Отвали, рядовой! С тобой потом разберемся, расскажешь мне, где наших ребят погубил! Антипин?! Антипин, твою мать!
– На связи! – Голос сержанта искажался, проходя через шипящие динамики рации. – Что вы там за цирк устроили, товарищ лейтенант?
– Сталкера поймал. Слышишь, животное, – это Гусляков уже Огоньку, – документы какие есть у тебя? Сюда давай, если есть!
– По… пошел ты… на… х… рен…
– Пойду! – Лейтенант снова осыпал его бок ударами ноги. – Как тебе такое «сходить на хрен»? Понравилось? А в Зоне тебе понравилось? Сука, ты арестован! – провозгласил он. – За незаконное пересечение охраняемого периметра… Э, ты что, русло попутал?!
– Отойди от него, лейтенант! Отойди, или я тебя грохну.
Огонек все же сумел приподняться. В глазах двоилось, но он смог разглядеть Сурена, который направил пистолет на лейтенанта: рядовой уверенно сжимал рукоять «макарова», его ладонь даже не подрагивала, а палец твердо лежал на спусковом крючке.
– Ты там что, совсем берегов не видишь, сука? – Гусляков трусливо попятился. – Ты понимаешь, что сейчас делаешь?
– Рацию сюда! – приказал Алабян. – Совет на будущее, лейтенант! Ты разоружай, а не просто начинай мудохать. Мало ли кто подберет оброненное оружие?
– Ты же не выстрелишь…
– Уверен, лейтенант?! – Грохнуло. – Еще раз спрошу! Уверен? – Следующая пуля срезала ветку над макушкой Гуслякова. – Ну, лейтенант? Выстрелю или нет?! Рацию сюда, пока я не потерял терпение!
– Держи, псих, твою мать!
– Антипин! – Сурен, не выпуская оружие из рук, поднял рацию и поднес ее к губам. – Антипин, прием. Как слышишь?
– Слышу тебя отлично, Алабян. И вижу отлично; с вышки открывается просто великолепный вид, а я не спустился еще. Вы тут на поляне очень легкие мишени. Не дури, пацанчик, и спрячь оружие.
– Не могу, Паша. Прошу тебя, ты хороший человек, оставайся на месте и не выходи. И всем нашим скажи, чтоб на месте сидели. Вам же лучше. Что вам от одного искателя? Сидите! Пусть кто дернется – завалю Гуслякова. Ты не думай, у меня, помимо пестика, козырь в рукаве. Граната в кармане. Быстро выдерну чеку. Снайпером попытаетесь снять? А вы не думаете, что в лейтенанта попадете?! – Подошел почти вплотную, но так, чтобы Гусляков не мог выхватить ПМ из его хватки. – Мы слишком близко стоим.
– Зачем ты это делаешь, рядовой?
– Чтобы жизнь была прекрасна, – фыркнул Сурен. – Этот человек спас меня. Я не могу поступить иначе. Ты лучше меня понимаешь, что не всегда воинский долг и человечность идут рука об руку. Вспомни прошлый год и сожженную деревню. То, что ты сделал.
– Понимаю. Я отказался выполнять приказ. И лишь чудом избежал наказания. Ты же сейчас подписываешь себе смертный приговор.
– Да лучше так, чем смотреть, как человека, спасшего мою жопу, расстреляют за пригорком или упекут в бутырку. Не хочу быть животным, Пашка, знаешь ли. Как и ты не захотел им быть.
– Мы все животные, когда речь идет о жизни и смерти.