Летчики-испытатели. Сергей Анохин со товарищи

Каманин боролся с Мишиным. Он старался убедить его, что в космосе нужны военные, поскольку война будет протекать и там. Он противился нашему гражданскому отряду и решил объединить его с военным. Он не признавал обследование гражданской комиссии и направил нас в июле 1966 г., через полгода после смерти Королева, в ЦНИАГ. Четверых он определил после этого в объединенный отряд, а еще четверых - Анохина, Долгополова, Бугрова и Макарова - задержал на обследовании. После этого он заявил им, что отряд далеко ушел в подготовке, и они его не догонят... Лишь когда Гречко сломал ногу, его заменил Макаров...».

Ни у кого из космонавтов не было и нет сомнений в том, что Анохина остановили объективно малозначительные обстоятельства.

А. С. Елисеев писал: "У военных требования были более жесткими, чем у гражданских, и мы заметили, что наши врачи тоже свои требования ужесточили. Во всяком случае, все, кто был на грани допустимого, оказались забракованными. К нашему большому сожалению, врачам не удалось отстоять Анохина. Военные очень не хотели его пропускать. Они побаивались, что полет этого человека, обладающего уникальным летным мастерством и легендарной биографией, может дать старт конкуренции между военными и гражданскими летчиками. Формальная зацепка была - Анохин потерял один глаз при аварии самолета. Но в авиации ему разрешили остаться на испытательской работе, а здесь забраковали".

В конце концов, Сергея Николаевича "ушли" и из авиации. Не исключено, что причины обоих исходов (да и атмосфера грустных для Анохина событий) были если не общими, то похожими. А. А. Щербаков говорил: "Мы пришли в ЛИИ в 1953 г. Другие летчики в его возрасте старались как-то ограничить себя по тематике, по нагрузкам. Он не позволял себе никакого расслабления, работал блестяще. Он был так же универсален, летал на всех самолетах, шел на самые сложные задания,.. и тем не менее его - списывают. Формально - по медицинским показаниям, а фактически он почему-то оказался не очень угоден руководству. Почему? Я могу высказать только свое предположение. 50-е годы были еще романтическим периодом в летных испытаниях, а в 60-е годы летные испытания стали вводить в достаточно жесткие, технически-нормативные, дисциплинарные рамки. Сергей Николаевич в душе был настоящим романтиком...".

Наверное, - это весьма точное наблюдение человека, знавшего Анохина в деле. Но Сергей Николаевич не уставал говорить о необходимости работы, работы и работы - для достижения совершенства. Можно подумать, что Анохин с его опытом мог бы испытывать, скажем, те же планеры без предварительной подготовки и особого напряжения. Но он себе этого никак не позволял. Вот что писал об этом он сам: «...Утро перед первым полетом. Солнце взошло над горизонтом, и капельки росы, освещенные косыми лучами, заиграли, словно хрусталики. Я иду к своему планеру. Умышленно сдерживаю шаг, потому что до того, как сесть в машину, мне о многом надо подумать. Еще и еще раз. Я понимаю, хотя и интуитивно, что предстоящий полет надо "проиграть" на земле. Потому уже много, много раз я садился в кабину стоящей на земле машины и мысленно набирал высоту, шел по прямой, закладывал виражи, совершал посадки. Я встречал нажимом на педаль боковой ветер. Резко перекладывал рули. Неожиданно терял высоту и в движении штурвала вперед находил скорость, дающую машине способность лететь дальше и дальше. А теперь иду по аэродрому, смотрю на облако, появившееся с запада, думаю о созданных им потоках и прикидываю, где планер войдет в этот поток, где встряхнет его и как я отреагирую на эту встряску.

Может именно из-за этого предполетного «проигрывания» через час мне скажут: "Прилично летал сегодня"...».

Он оставался романтиком и среди космонавтов. Сергей Николаевич, ценивший классическую музыку, любил исполнять в застолье, во время сборов и оперные арии, особенно арию варяжского гостя из "Садко". "О скалы грозные дробятся с ревом волны..." - будущие космонавты пытались искать в этих словах особый смысл и объяснение сути Анохина. Все знали многое об его прошлой испытательной работе и стремились понять, что его влекло к новому испытанию...

Да, он оставался романтиком. Но одновременно с тем он многое сделал, чтобы ввести строгий порядок во всесторонней подготовке космонавтов. Хотя, спору нет, вряд ли был наиболее подходящей фигурой в качестве бойца звездных войн...

Трудно представить, чтобы он мог побороться за себя, пойти на поклон к всесильным, но слепым и глухим. У всесильных всегда беспроигрышная позиция, их всегда спросить не за что: они имели и имеют "убедительные доводы" во имя благого дела. А что потеряли авиация или космонавтика, избавляясь от Анохина, этого никто и никогда не узнает...