Летчики-испытатели. Сергей Анохин со товарищи

Не провожу никаких аналогий и никак не жажду крови, но вспоминаю жуткую картину детства. У наших соседей во дворе были овца и собака. Невероятно злая и огромная собака-овчарка была на привязи постоянно. А тихую овцу с огромным курдюком, которая днем мирно паслась у арыков, привязывали лишь на ночь. Они как-то сосуществовали на своих территориях, пока однажды ночью овчарка не сорвалась с цепи. Это была первая ночь, когда собака не лаяла на овцу, а овца впервые подала жалобный, стихающий голос. Поутру хозяева увидели овчарку спящей, а овцу - без курдюка: вместо него свисали кровавые сосульки. Для меня, ребенка трех - четырех лет, был необъяснимым финал трагедии: неистово лаявшую собаку не тронули, а тихо стонавшую овцу немедленно зарезали...

Вспоминаю банкет в ЛИИ, на котором отмечалось 90-летие Сергея Николаевича. Было два тамады. От ЛИИ - новоиспеченный Герой России штурман-испытатель Г. Г. Ирейкин, а от космонавтов - А. С. Иванченков. И на торжественном собрании (с официальным докладом), предшествовавшем банкету, и тем более на банкете было много и ярко выступавших. Среди них - созвездие космонавтов: В. И. Севастьянов,

В. В. Аксенов, Г. М. Гречко, С. К. Крикалев, М. Х. Манаров, А. И.

Лавейкин...

Г. М. Гречко говорил тогда то же, что и прежде, но с какими-то новыми деталями: «Для нас Сергей Николаевич был как дядька, как батька... Лишь когда он к нам пришел, я только тогда почувствовал лично, что вот теперь все у нас будет в порядке, вот теперь не пропадем! Это был человек уникальный. Чему я у него научился? Молодой, красивый, иду на центрифугу. Подхожу, у меня уже пульс 90! Сел - 120! На четырехкратной перегрузке - уже зашкаливает! Он тоже проходил комиссию вместе с нами. Подходит - 90! Садится - 90! Перегрузка - 90. Вылезает - 90! Вот это для меня был первый урок: надо держать себя в руках, надо собираться. Однажды мы спросили Сергея Николаевича, было ли ему страшно когда-то. Мы были абсолютно уверены, что он скажет: нет. Он ответил: "Страх - это обычно. Страха нет только у дурака, который ничего не понимает...". Это второй урок (В. И. Севастьянов вмешался: "Его крылатая фраза: "Я не трус, но я боюсь..."). И последнее. Его как-то ребята стали пытать: "Вот если у Вас будет безвыходное положение, как Вы будете действовать?" Он: "Безвыходное?" "Да!" "... Абсолютно безвыходное?" "Абсолютно!" Он подумал - подумал и ответил: "Буду искать выход!.."

Когда мы все-таки "добрались" до него: "Чего же Вы больше всего боялись?" он ответил: "Сраму. Мы попадаем иногда в такие ситуации, когда нас заставляют сделать что-то срамное, и заставляют крепко. Последнее, что я не допускал в своей жизни - сдаться и осрамиться". Вот это - уроки Сергея Николаевича. Он из нас делал... людей - на собственном примере...».

В. В. Аксенов начал с воспоминаний о полетах Анохина на невесомость в новом для него качестве: «Во время наших тренировок в ЛИИ на невесомость на Ту-104 Сергей Николаевич плавал, облаченный в скафандр. После того, как он снимал скафандр, он бежал в кабину. Летчики ему охотно уступали штурвал. Он пилотировал и сажал Ту-104. Сколько было у него радости!.. Здесь же, в ЛИИ проводились полеты на "лунную тяжесть"... Если бы был жив Королев, мы первыми полетели бы на Луну: были готовы аппараты, были проведены два полета автоматических с облетом Луны, опустился корабль в Индийский океан... За ними должны были последовать пилотируемые полеты на Луну. В нашей программе предполагалось, что один космонавт должен был оставаться на орбите, а один - садиться... И вот, когда однажды речь зашла о том, как впервые садиться на Луне, Анохин после долгих обсуждений разных операций при подлете к Луне и посадке, заметил в узком кругу: "Ну, да,.. но первый человек, который полетит на Луну, там и останется..." Всем было ясно, что он-то не сомневался ни секунды - лететь или не лететь... Руководителем нашего отряда, руководителем нашего летно-испытательного подразделения в Королеве он был 22 года!».