Летят перелетные птицы

– Да как это, выбора нет… Выбор всегда есть, Александр! Это у обыкновенного, рядового человека выбора может не быть, а у вас он просто быть обязан!

– И в чем он, по-вашему?

– А в вашем праве плыть по течению. Ведь вам талант не Варя дала, вам его природа дала. Значит, вы вправе один раз выпутаться из водорослей, а не нырять туда каждый выходной. Выбор всегда есть, Александр! Пусть жестокий, но любой выбор – вещь по сути жестокая. Что, скажете, я не права?

Она и сама не поняла, в какую секунду ее голос взвился до состояния странной напористости. Да и откуда вдруг взялся этот напор, это страстное стремление объяснить, доказать, осчастливить свободою… Неужели оттуда же, из ее грешных пустых фантазий? Или из того, невесть откуда вспыхнувшего к этому человеку чувства, так невзначай ее поразившего? Что это? Святая к нему любовь или большая в конечном итоге подлость?

Александр молчал, смотрел на нее внимательно. И еще, она вдруг это четко увидела, мелькнула в его взгляде некая опасливость, что ли… Или – задумчивость…

Ну почему, почему он молчит? Смотрит и молчит… И жестокие напористые слова, только что произнесенные, зависли под его странным опасливым взглядом, как камни над головой. Над ее – головой…

Медленно согнув в локте руку и продолжая ее отрешенно рассматривать, он выудил из кармана телефон, вяло нажал на какую-то кнопку, положил перед собою на стол. Послышалась нежная короткая мелодия – телефон включился, наверное. И тут же заверещал бодро, и он схватил его, как утопающий хватается за соломинку. Прижал к уху, отвернулся, будто заслонился от нее разговором.

– Нет, Макс, я не в городе… Так, в одном месте. Да ты что? Нет, но я… Ладно, понял…

Повернувшись, глянул на нее с размытой по лицу досадою, весь уйдя вниманием в разговор. Она сидела, ни жива ни мертва, горя огромным желанием провалиться сквозь землю. Вот здесь, на чужом огороде, и провалиться. Вместе со своим святым чувством, будь оно трижды…

– …Макс, ты сейчас по центральной трассе едешь? Может, заберешь меня? Я на повороте буду стоять, где выезд из Одинцово, это поселок такой…Знаешь, да? Ага, хорошо. Машину мою помнишь, да? Ну, вот и отлично. Через пятнадцать минут, отлично…

– Ну вот, Анечка, мне пора… – торопливо поднялся он с места, засовывая телефон в карман и старательно отводя взгляд в сторону. – Пойду, с Татьяной Михайловной попрощаюсь.

Она тоже встала со скамейки, медленно поплелась за ним. Жаль, земля на огороде не разверзлась. А в голове вдруг странная мысль ни с того ни с сего биться начала – как это ему неведомый Макс дозвонился? Здесь же сигнал не берет… Но ведь был звонок, сама слышала… Или показалось, что слышала? Прямо мистика какая-то. А впрочем… Пусть будет мистика. Какая теперь, собственно, разница…

Татьяна Михайловна копошилась во дворе, намывала в бочке с дождевой водой какую-то миску. Так и стояла с этой миской в руке, чуть отставив в сторону, слушала торопливые объяснения Александра.

– Но как же… Ты ж завтра ехать-то хотел! – проговорила досадливо, со слезой. – Сам говорил – на два дня к Варюше приехал!

– Извините, Татьяна Михайловна, но обстоятельства изменились. Надо сейчас ехать.

– Да как ты поедешь-то? – все не унималась она огорчением, – ты ж мою наливку поди пригубил? Поди остановят на дороге, греха не оберешься! Она запашистая, наливка-то, с градусом!

– Ничего. За мной друг приедет, меня с трассы заберет.

– А машину как же?

– Да все хорошо, Татьяна Михайловна, не беспокойтесь… И машину дотащит, ничего не страшного.

– Ну да, ну да, оно тебе лучше знать… А Варя-то как же? Ведь она проснется скоро…

– Ну, объясните ей, что не мог я ждать… Она поймет, Татьяна Михайловна. А деньги я вам в доме оставил. Там, на столе, в синем таком конверте, потом найдете…

Говоря, он все более продвигался к выходу со двора, сжимая в руке автомобильный брелок. Наконец, протянул назад руку, и машина отозвалась коротким радостным писком. Уже выходя, оглянулся, будто вспомнил что. Найдя ее глазами, поклонился, произнес скороговоркой:

– Спасибо вам, Анечка, за помощь, за компанию, за все, за все… И за благие желания тоже… Спасибо вам огромное! И… Простите меня…

Они так и стояли, пока шум отъезжающей машины не стих в ушах. Татьяна Михайловна, хмыкнув, снова повернулась к бочке, окунула в воду свою миску, пробормотала с обидою:

– Ишь, встрепенулся… Сбежал будто…

– Я тоже пойду, Татьяна Михайловна. Извините.

– Так идите, конечно. Вам-то чего передо мной извиняться, Анн Иванна… Идите с богом…

Она не помнила, как шла домой. Помнила только, что очень хотелось плакать. Слезы вонами шли по телу, и больших усилий стоило сдержать их в последний момент в горле. Собиралась с духом, концентрируясь на главной задаче – до дома их донести.