Летние дни в замке Оберн (ЛП)

казалась почтенного пожилого возраста, более степенной, чем тонкие, как ивушки,

молодые алиоры, которые двигались с таким изяществом, словно скользили солнечные

лучи. Крессида – сама доброта – не раз утешала меня, плачущую, обняв длинными

руками, убаюкивая, пока я не успокаивалась.

30

31

Как я поняла позже, поэтому-то алиоры и пользовались большим спросом, и так дорого

стоили. Не только за красоту и то, что я описала Джексону как прилежность, а за эту вот

нежность и мягкость, за осязаемую доброту, которой окутывали плачущих детей,

раздраженных принцесс, сердитых лордов. Алиоры привнесли любезное обращение в

человеческое общество. Они делали нас счастливыми.

Поэтому в тот далекий день я отправилась искать Крессиду и протащилась версту, а то

и больше, по узким каменным лестницам, чтобы добраться до комнат алиор на самом

верху башни. Широкий дверной проем, отгороженный только занавесью, впускал в их

покои любого. Снаружи на длинной золотой цепочке висел единственный золотой ключ.

Этот ключ открывал замок на единственном браслете любой алиоры, который те носили

на запястье. Однако они не могли терпеть золото, не могли взять ключ со стены и

освободить себя от оков. И ключ висел там напоминанием о богатстве замка и его

могуществе.

За занавесью находился большой зал, поделенный свисавшими полотнищами на

меньшие комнаты, в каждой стояла своя мебель. В тот первый день я, вступив в большие

покои, во все глаза таращилась вокруг, не останавливаясь особо на расположении ни

кровати, ни шкафа или стены. Я замечала только свечение, мягкое и радужное, которое

разливалось, мерцая, по всей комнате и слабой патиной стелилось само по себе. Вы не

увидели бы его исходящим от каждой алиоры, когда те скользили по замку, но здесь, в их

покоях, собравшись вместе, они излучали магию.

В тот день Крессида приютила меня, позволила играть со странными бусами из

цветного стекла, пока я валялась на ее кровати и слушала тихое чириканье других алиор.

Она представила меня товарищам по заключению, называя их истинные имена и имена,

которые им дали люди. Я старалась, однако так и не смогла уловить точное звучание ее

настоящего имени. А с другими даже и не пыталась. После я часто возвращалась в

комнаты алиор, где не чувствовала себя одинокой или печальной, и всегда покидала их

счастливой и повеселевшей.

Сегодня я ворвалась в покои со своей обычной порывистостью.

– Крессида! – позвала я. – Крессида! О, здравствуй, Эндрю. Брайан вернулся, наверное,

скоро начнет тебя искать.

Как и Крессида, Эндрю жил в неволе десять лет или больше, его темные волосы со

временем поредели, а бледная кожа все более тускнела и собиралась складками. Признак

старости, думала я. Мне никак не удавалось отыскать вежливый способ спросить, сколько

им лет.

– Я его видел, – тихо сказал Эндрю. Все алиоры говорили тихо и вежливо шепчущими

голосами, от которых ты себя чувствовал так, словно погружался в какой-то хмельной

напиток. – Я должен позже позаботиться о нем более основательно.

Он сидел на полуразвалившемся диване, скрестив ноги, являя собой совокупность

угловатых рук, ног и локтей. Не в первый раз я задумывалась, как в Алоре устроена

мебель и служит ли им удобнее, чем этот ненужный хлам.

Я забралась на диван и прислонилась к груди Эндрю, он обнял меня за плечи. Я глубоко

вздохнула и удовлетворенно выдохнула. Когда вас обнимают руки алиор, все

неприятности улетают прочь, перестают досаждать любые заботы, даже боль немного

утихает. Волнения путешествия улеглись, и сейчас я снова чувствовала себя

умиротворенной и спокойной.

– Во время нашей охоты он не часто радовался, – по своей воле призналась я. – Тебе

может быть с ним немного трудно.

Мне послышалось веселье в голосе Эндрю, когда он признался, погладив меня по

голове:

– С Брайаном всегда трудно. Но он редко пробует на мне свои злые шутки. Он

разрешает мне его очаровывать.

31

32

Я чувствовала головой медные кандалы Эндрю, хотя он держал руку так, чтобы не

делать мне больно. Алиоры так чувствительны к золоту, что они бы погибли, если бы

носили долго золотые кандалы, которыми их заковывали охотники. После того, как алиор

продавали, оковы меняли на более грубый металл, который мешал двигаться, но причинял

меньшую боль.

– Я тоже очаровала его раз или два, – похвасталась я, счастливо улыбаясь

воспоминаниям. – Джексон и Кент дразнили его, а я была с ним мила и смогла

развеселить.

– Ты можешь развеселить кого угодно, – заметил Эндрю. – Мне всегда на тебя радостно

смотреть.

– И он поцеловал мне руку, – блаженно вздохнула я. Для алиор не было секретом, что я

отчаянно влюблена в принца. – Какое замечательное путешествие!

Эндрю тихо рассмеялся:

– А вы с великим охотником Джексоном поймали какую-нибудь несчастную алиору?

– Нет. Но мы... – Я села. – Но, Эндрю, мы такое видели…

Прежде чем я смогла закончить предложение, в комнату вплыла Крессида. На моих

глазах это действо происходило не впервой, но всякий раз оно меня изумляло. Снаружи

комнаты Крессида выглядела обыкновенной, хилой, чуть утомленной, но один шаг сюда и,

казалось, она вырастала, увеличивалась, приобретала какой-то блеск, просто окунувшись