Летний день, или Корыто со старостью

Хотя и искреннее сожаление тоже было. Но люди всё быстро забывают, тем более чужое горе. Они утешились, нашлись другие кумиры. А Гарри, вы знаете, он стал искать утешения во мне. Вокруг никого не осталось. Теперь мы были на равных. Без своих картин он уже не мог быть гением. И он мне стал дорог. Нет, дорог – это слишком мало, это было больше, чем привязанность. Мне казалось, что это была любовь. Я выкинула всё из своего сердца, всю эту мерзость, копившуюся столько лет, и оставила в нем только свое чувство к нему. Я его холила, его берегла.

А потом случилось то, что я не могла представить в самых кошмарных снах. Каким-то образом он узнал, что это все устроила я. Узнал и… выкинул меня из своей жизни. И даже тогда он поступил благородно! Он мог бы стереть меня с лица земли, упрятать в тюрьму, уничтожить, но он не стал этого делать, он просто оставил мне всё, что у него было, и исчез. Он не стал во всем этом копаться, он опять стал писать! Только еще лучше, в его картинах появился надрыв, надлом, которого никогда раньше не было. И о нем снова заговорили. Только теперь он был не просто гениальный художник, теперь он стал идолом. Он возродился из пепла.

А я… Я всё потеряла, я кинулась писать, но я больше подражала, чем делала что-то свое, из души ничего не шло, внутри все умерло. Мне было невыносимо без него. Все отвернулись. А потом вся эта грязь… пресса. От моей жизни ничего не осталось… У меня не было выбора. Это просто слова, слышите, просто слова, когда говорят, что выбор есть всегда. У меня его не было!

Повисла пауза. Мужчина ничего не ответил.

– А вы знаете, мне было бы любопытно посмотреть на все со стороны. Отстранено, как вы сейчас смотрите… – Голос ее задрожал от злости, от откуда-то взявшейся смелости.

Она заметила его улыбку, а потом перед ее глазами поплыли кадры. Первые дни жизни, которые уже успели стереться из памяти, детство, первые краски, художественная школа, первые несмелые наброски, потом знакомство с Гарри, его выставки, его титанический труд, потом эта ужасная катастрофа, раздавленный Гарри, ее слишком запоздалая любовь и сразу же разоблачение. Вот она стоит на крыше небоскреба. Огонь – это слишком больно, вода – слишком долго и мучительно, а небо, крыша, высота – это как раз то, что нужно. Очень быстро и без единого шанса выжить!

Кадры закончились, она устало открыла глаза. Горечь… какие еще чувства могла испытать она?

– Я хочу, чтобы вы увидели еще кое-что, маленький отрывок из того, что не случилось. – Мужчина был все еще рядом с ней.

Ресницы ее дрогнули, она закрыла глаза, опять что-то замелькало. Первые дни жизни, которые уже успели стереться из памяти, детство, первые краски, художественная школа, первые несмелые наброски, а потом она, день и ночь стоящая у мольберта, эти чудесные оттенки, их великое множество, кисть коченеет, а они все ложатся и ложатся на холст, сначала неуклюже и как-то не так. А потом всё увереннее, всё сильнее. Она почти чувствует, как что-то рвется изнутри и мазок за мазком ложится на холст. Она не может остановиться, она пишет, вокруг люди, они что-то говорят, но она их не слышит, она и сама знает, что так никто никогда не писал!

– Нет, я не верю! – Голос ее не слушался, она захрипела. – Я не верю, что это могло случиться со мной. Такие гении, как он, они рождаются…

– Нет, вы были бы другим… совсем другим гением, – мягко поправил её мужчина.

Глаза ее наполнились слезами. Слезами безысходности. Комок подступил к горлу. Совсем рядом было что-то огромное, великое… не случившееся великое.

Губы ее дрогнули. Осознание растерзанной, растоптанной жизни и жажда все исправить, как можно скорее исправить! Как часто он видел этот застывший в глазах вопрос… Мольба так и не сорвалась с ее губ.

– Нет, – ответил он, ему было больно… наверно, так же больно, как и ей теперь. Нет, больнее! В тысячу раз больнее! Он заглянул в ее глаза. Сколько в них было всего… бездна… протянул руку, но между ними уже легла пустота. Печаль опустилась им на плечи. – Все было бы по-другому, совсем по-другому,– едва успел сказать он, прежде чем увидел ее в последний раз. – Если бы не небо, крыша, высота…

МЕСТО ПОД СОЛНЦЕМ

Вот уже несколько дней дул горячий и сухой ветер. Выжженная солнцем пустошь простиралась, насколько хватало глаз. Сзади за холмом подступал лес. Безмолвно покачивались деревья. Над головой висело раскаленное солнце.

Метрах в двадцати от места, где стоял Лютый, что-то блеснуло. Мужчина быстро отвел взгляд и стал озираться по сторонам, только бы никто не заметил. Над пригорком, который находился чуть поодаль, как поплавок во время хорошего клева, то появлялась, то исчезала голова Рыла.

– Тоже, видно, на что-то напал, – промелькнуло в голове Лютого, сквозь черные, гнилые зубы вырвалась брань. – Неужели и этому привалило?