Лето придёт во сне. Запад

Почему-то больше всего из происшедшего за последние сутки мне запомнился мой короткий безнадёжный сон, в котором я проснулась на диванчике бывшего фудкорта, а Дэна рядом не было, его не было, не было, не было, словно мы никогда и не встречались…. Послевкусие этого короткого, но такого яркого сна никак не удавалось перебить реальностью, как это обычно бывает после пробуждения. Может, потому, что сама покрытая туманом реальность больше походила на сон, а может быть, приснившееся одиночество было тем, что меня больше всего страшило. Чтобы успокоиться, я снова и снова искоса поглядывала на Дэна, на его красивый профиль с упрямо сжатыми губами и тёмной, падающей на высокий лоб чёлкой, на серые, неотрывно смотрящие вперёд, глаза. Дэн замечал эти взгляды и чуть заметно сжимал мою руку, всю дорогу лежавшую в его руке.

Мост показался из тумана неожиданно и потому произвёл на меня неизгладимое впечатление. Я, конечно, ожидала его увидеть: в конце концов, он был нашей ближайшей промежуточной целью, коих за спиной осталось уже немало – но представлялся он мне совсем иначе. Моему неискушённому воображению рисовалось нечто, начинающееся прямо у воды, нечто арочное и средневековое, нечто каменное и почти уютное, что можно перейти, держась за перила и поглядывая вниз на своё отражение в неспешно текущей реке. Мы взойдём на этот мост, думала я, и через несколько минут спустимся по нему на другой берег, где можно будет уже не бояться погони, где нас ждут друзья, а может быть, и мои родители…

Вот только, когда высоко над головой из тумана показалась тёмная и широкая, как второе небо, громада, я поняла, насколько сложнее и дольше окажется наша переправа через Амур. Ян и Яринка тоже остановились, остановился и Белёсый за нашими спинами. Почувствовав заминку, дед Венедикт оглянулся, махнул нам рукой.

– Чего застыли, молодые? Нужно торопиться!

Мост, огромный и величественный, начинался отнюдь не у берега. В точке нашего с ним пересечения он уже возносился над землёй на добрых полтора десятка метров, и оба его края исчезали в тумане.

– Как?! – озвучил общий вопрос Белёсый, обвиняющим жестом простирая руку к мосту. – Как мы на него поднимемся?!

– Каком кверху! – вдруг рявкнула Дульсинея Тарасовна и, не дожидаясь нас, заковыляла вперёд. Именно заковыляла – с трудом переставляя ноги и сгорбившись так, что мне нестерпимо захотелось догнать её и поддержать под руку. Остальные тревожно переглянулись – бабка явно начинала сдавать, хоть и пыталась скрыть это под напускной бравадой. Насколько ещё её хватит? И далеко ли нам осталось идти? Выяснить это можно было лишь одним способом, и мы, после короткой заминки, поспешили за Дульсинеей Тарасовной.

А она знала, что делала.

Когда монументальное брюхо моста оказалось почти у нас над головами, старуха решительно взяла влево от реки, и совсем скоро из тумана выступила его опора – могучая прямоугольная колонна, сложенная из бетонных блоков. А сбоку колонны – металлическая лесенка, начинавшаяся метрах в двух от земли. Мне сразу вспомнился приют и его обрезанные после двойного самоубийства ведущие на крыши лестницы… Неужели здесь их тоже зачем-то обрезали?

При ближайшем рассмотрении оказалось, что нет – обрезать такую лестницу было бы невозможно. Её ступени, сделанные из гнутой арматуры, скобами врезались прямо в бетон, и хоть выглядело это вполне надёжно, у меня закружилась голова, когда я посмотрела вверх, на скрывавшуюся в тумане следующую нашу промежуточную цель.

– Венедикт… Дульсинея Тарасовна, – голос Дэна был полон сомнения, – Вы сможете подняться?

– Если подсобите с рюкзаком, – дед уже начал деловито освобождаться от ноши, – То я поднимусь. А вот…

Он смущённо покосился на Дульсинею Тарасовну, но она ответила ему насмешливым взглядом слезящихся старческих глаз.

– Погоди бабку со счетов сбрасывать! Я во времена хреволюции с парашютом прыгала, а ты меня лесенкой пугаешь?

Я было занялась подсчётом в уме: выходило, что мать Михаила Юрьевича старше, чем казалась, если, конечно, она не прыгала с парашютом, будучи примерно моих лет – но тут меня довольно чувствительно пихнули. Белёсый, сопя, пробился к лестнице, присел на широко расставленных ногах, подпрыгнул и уцепился сразу за вторую ступеньку-скобу. Повисел, покачиваясь, и начал подтягиваться. Когда его ступни в высоких армейских ботинках нашли опору, он оглянулся на деда Венедикта.

– Сейчас свой рюкзак наверх закину и спущусь за вашими.

Я даже преисполнилась чем-то вроде уважения к бывшему охраннику, глядя, как он деловито карабкается по скобам сначала вверх, потом вниз, потом ещё дважды вверх с рюкзаками наших стариков, и наконец, кричит с туманной высоты.

– Следующий!

Следующей была Яринка. Подсаженная Яном, она весело сказала:

– Мальчики, чур под подол не заглядывать! – и почти взбежала по лестнице.