– Бизнес не начинается так легко, – возразил Хакл. – Ты раньше очень беспокоилась о том, как запустить процесс. Так просто это не бывает. Может сто лет пройти, прежде чем у тебя появятся спокойные дни и выходные, и никто этого даже не заметит. К тому же еще не летний сезон. Тебе понадобятся наличные, чтобы держать все на ходу. И не забывай про муниципальный налог. И на оплату договора на телевидение, хотя я вообще понятия не имею, почему вы, британцы, должны платить за телевидение, это во-первых, а во-вторых – ты же все равно никогда телевизор не смотришь.
– Сила привычки, – пробормотала Полли. – И если ты не будешь платить, тебя посадят в тюрьму.
– Как я рад, что посвятил свою жизнь этому месту! – проворчал Хакл. Полли услышала, как где-то неподалеку от него хлопнула дверь и раздались чьи-то голоса. – Ладно, мне надо идти.
– Ох, ну да, и мне тоже, – озабоченно сказала Полли, хотя ей было совершенно нечем заняться весь вечер, кроме как бродить по пустому маяку, мельком поглядывая в телевизор с изображением ужасного качества, чувствуя себя одинокой и борясь с желанием (и наконец поддавшись ему) съесть весь оставшийся имбирный хлеб. – Пока, милый!
– Пока, – откликнулся Хакл.
Хакл выключил телефон и вернулся в фермерскую кухню. Клемми сидела там, в старом льняном платье, ее рабочие ботинки стояли у двери. Клемми выглядела уставшей, измотанной. Она посмотрела на Хакла и спросила с мягким южным выговором:
– Хакл, пока он был там, у вас… он… ну, у него была другая женщина?
Хакл вскинул руки.
– Об этом тебе лучше у него спросить, – сказал он. Ему совершенно не хотелось впутываться в подобные дела.
Кроткий взгляд Клемми стал еще печальнее. Она передала Хаклу огромную тарелку ребрышек с запеченным картофелем и вздохнула.
– Знаешь, ты могла бы и отказаться от фермы, – проговорил Хакл. – Как только я разберусь со всеми делами и она снова, скажем так, встанет на ноги. Почему бы не продать управление фермой как готовый бизнес и не вернуться в город?
Клемми покачала головой:
– Нет. Она наша. – Затем она взглянула на Хакла и прикоснулась к своему животу. – И это тоже наше.
Но пока что ничего не было заметно.
– Ох, Клем, – выдохнул Хакл.
У него сердце разрывалось при виде Клемми. Ему хотелось отыскать брата и вбить в него немножко здравого смысла.
– А он знает?
Клемми снова покачала головой:
– Я хочу сама ему сказать, лично.
Хакл горестно подумал о своем обещании Полли: разобраться во всем, заработать немного денег и сразу вернуться домой. И внезапно его возмутило то, что он застрял во влажной и жаркой Джорджии, в то время как Полли сидит на скале, наслаждаясь солнечным светом и прохладным ветром его любимого Корнуолла. Ему хотелось быть там, с ней.
Он убрал со стола за Клемми, уснувшей прямо в кресле. Укрыв ее одеялом, он ушел наверх. Но спать не мог. В крошечной запасной спальне не было кондиционера.
И он лежал без сна, слушая пение цикад, тревожась: а что, если Дюбоз вообще не вернется? Что ему тогда делать? Он мысленно перечислял те дела, с которыми нужно было управиться на следующий день. Хакл вырос на ферме, и он не испытывал иллюзий относительно тяжести такой жизни. Именно поэтому его мать отчаянно хотела освободить его от фермерского труда, отправить на работу в какой-нибудь офис. Но Хакл не мог сидеть взаперти. На самом деле ему хотелось… Воображение перенесло его в один из дней прошлого года – то был день рождения Полли, настоящий, а не тот нелепый, фальшивый. И именно тогда он наконец установил ту чертову ванну…
Они не могли позволить себе роскошную ванну на когтистых лапах, о которой мечтала Полли, – окно ванной комнаты выходило на море, и она представляла, как будет нежиться в душистой воде, любуясь морской далью. Как раз за несколько дней до ее дня рождения Хакл вывозил несколько ульев с участка огромного дома, проданного под квартиры. Уже явились строители, когда Хакл увидел
– Да уж, здесь старья немало, – сказал проходивший мимо рабочий, тащивший длинную медную трубу. – Если честно, в наше время почти все можно восстановить, и ты можешь продать всякое старое барахло за кучу денег, а эти идиоты будут думать, что заполучили нечто особенное. Но это…
– Э-э-э… – протянул Хакл. – Вообще-то…