Летучий корабль

Руководители Павловой компании изучали прессу. Перебрав гору лежащих в переговорной изданий, Павел выяснил, какими делами, выражаясь словами Игоря, ворочала его фирма и какие скандальные истории волочились за ее неброским наименованием. Ему сделалось грустно, когда он сопоставил Игореву вельможную рисовку, его фасонистый наряд и впечатление от удачливого, довольного собой и своим жизненным путем человека — с позорными сделками, подленькими схемами, неизбежной бандитской подоплекой, трупами в лесу и прочим антуражем, свойственным отечественному бизнесу. Исследуя жизнеописание Игорева поприща, Павел до слез жалел бывшего друга — словно тот предал его, обманув ожидания. Он отчаянно тужил, что счастливый вид нашедшего себя человека вызван участием в бесчеловечной практике — и что счастливый вид не мог происходить от чего-либо другого, потому что альтернативы этому светопреставлению вокруг не существовало.

Купили машину, и Павел с ухарским задором осваивал московские улицы с их безумными нравами. Купили компьютер, и Павел вечерами, когда Васю укладывали спать, включал игру и подолгу гонял по экрану то монстров, то террористов.

У них появились друзья. Лида устроилась на работу в банк — кем-то вроде живого справочника, и у нее завязались прекрасные отношения с начальницей Милой. Еще как-то позвонила с поздравлением на день рождения троюродная сестра Тая из Электростали. С Павловой стороны тоже возникли знакомства — приехал из Курска в Москву его ровесник, родственник со стороны Анны Георгиевны. Услышав в первый раз про этого Гену, Лида, которая избегала пускать новых людей в свою жизнь, насторожилась.

— На какие средства он живет? — спросила она холодно. — Я должна знать, кто это — товарищ по несчастью или паразит, который из меня сосет кровь.

— Из тебя сосут кровь? — иронично переспросил Павел, разобрав знакомую с детсада "интернационаловскую" терминологию.

— Да, — сказала Лида горько. — Я чувствую, я знаю.

Гена оказался дружелюбным сангвиником. Он просто и раскованно хватался за авантюрные проекты, богател, разорялся, скрывался от кредиторов, прятался от бандитов — и все это у него получалось легко и непринужденно. Еще Павел возобновил несколько институтских приятельств, которые переросли в прочные отношения.

Какое-то время у них все было мирно, но потом Лида ушла снова. Она вернулась через три дня, и на этот раз между ними вспыхнул самозабвенный, феерический скандал, который не привел к вызову милиции только потому, что на парализованных соседей нашел суеверный испуг перед вмешательством в стихийное бедствие такого уровня. Исход супружеской бури был непредсказуем, но в нее вклинился Вася, который с истошным плачем набросился на Лиду и заколотил по ее животу покрасневшими ладошками, душераздирающе крича:

— Не смей! Не смей! Не смей!

Огромные слезы катились по искаженному ужасом личику. Павел запнулся, и Лида замерла с открытым ртом, изумленно глядя на Васю. Наклонившись, она обняла слюнявого, в дырявых колготках и в испачканной рубашке, ребенка.

— Маленький, я не буду, не буду, успокойся, — шептала она в крохотное детское ушко.

Колотящегося в припадке Васю успокоили с большим трудом. Скандал прекратился, и в обеззвученной квартире стало тихо. Растроганный Павел несколько раз за ночь вставал и, повиснув над кроваткой, прислушивался к Васиному дыханию. Больше Лида, усвоив этот урок, никогда не уходила, и Павел не ловил ее даже на краткосрочных отлучках.

Визиты к родителям были редкими. Один раз праздновали день рождения Анны Георгиевны, и, пока именинница сюсюкала с внуком, Павел оказался с Вадимом Викторовичем наедине и сам не заметил, как они разговаривали о том, что происходит на "Витязе".

— Представь, — говорил Вадим Викторович, безутешно покачивая головой. — В первый же день директор предприятия — в качестве сотрудника предприятия, ущемленного в правах, — подает в суд на самого себя — директора предприятия. Какой-то бредовый ад…

— А "Маятник" свернули? — спросил Павел.

— Конечно — документацию ведь продали. Так же продали документацию на "Як-141", а что толку? Американцы долго думали и слепили "F-35"… не мышонка, не лягушку, а неведому зверюшку. А "Маятник" где-то лег мертвым грузом… может, специально купили, чтобы под сукно положить.

Павел вздыхал. Все это мерещилось ему удручающей галлюцинацией сомнительного прошлого, словно происходило не с ним, и словно не он невольно внес лепту в загадочное действо у морозовской приемной. Дознаться было не у кого: Тагиров, который на старости лет преобразился из грозного пугала в благодетеля счастливчиков, жаждущих иностранных впечатлений, к тому времени умер от рака.

— Давно Игорю не звонил? — спросил Вадим Викторович. — Бедный парень — ему как-то страшно, постоянно не везет…

Вадим Викторович рассказал новость, перед которой меркли казусы авиапрома. Павел узнал, что жена Игоря попала в аварию — погибла сама, и погиб находившийся с ней в машине ребенок.

— Екатерина Алексеевна говорит, еле откупились. Она была… под воздействием. Кажется, наркотики или что-то… — Вадим Викторович поморщился.