Вася открыл рот. Закрыл. Снова залился краской — так, что Павлу сделалось нестерпимо жалко неуклюжего мальчишку, который только летом начал бриться и который был Павлу дорог, как никто, хотя никакие увещевания не излечивали в его сознании скрытую язву: что в этом юном теле нет ни кровинки от того, кто называл себя его отцом. Ничего, — подумал самозваный папаша, утверждаясь в правах, — подрастет, разбогатеет… сделает ДНК всего квартала и прилегающих окрестностей, если захочет.
Несколько дней Павел приходил в норму. Он проверил машину и связался кое с кем на работе, сообщив, что готов выходить. Он проинспектировал заказанный Лидой ламинат и изучил договор, который притащили строители. Съездил в квартиру и убедился, что внутри орудуют ханыги, которые встретили заказчика в штыки. Выполняя данное себе слово, навестил родителей. В числе висящих на нем долгов была обязанность отыскать ветровку, которую он по ходу мудреного анабазиса где-то забыл. В гостинице от пропажи открестились, и Павел махнул бы рукой, но выписанная с помпой из пижонского интернет-магазина ветровка была Лидиной гордостью. Прошла неделя, прежде чем он набрал Игорев номер, заранее страдая от перспективы объяснений с роботоподобным Ростиком, но трубку взял Игорь, который разрешил зайти и поискать барахло самому.
Дверь Игоревой квартиры открыла девушка из кафе. На ней было что-то плюшевое, открывавшее мягкую шею и крепкие руки. По налитому, как спелая виноградинка, лицу проходили умопомрачительные волны, то вздымаясь до сардонического презрения, то опускаясь до измывательской жалости. В изменчивых, с искристыми огоньками, глазах растекалась горячая смола. Она, слушая бормотания про ветровку, с прохладцей пожевала полными губами. Из квартиры послышался Игорев голос: — Люба, ты опять открыла? Кто там?
— Не знаю, — развязно бросила Люба. Подошел очень сосредоточенный Игорь и распорядился тоном, не принимающим возражений:
— Заходи.
Коротко велев "не снимай обувь", хозяин дома провел гостя через гостиную, где Павел обратил внимание на яркие пятна: разноцветные наряды, хрусткая бумага и упаковочные картонки. Он проследовал за Игорем на кухню, где Люба возникла следом, что-то молча и требовательно заявляя Игорю, — потом сморщила младенческое личико, развернулась и вышла. Подобрала с дивана шелковистую тряпку, полюбовалась розовым телефоном. Стала подниматься по винтовой лестнице; ее выразительный зад ходил ходуном. Игорь краем воспаленного глаза следил за девушкой.
— Ты за рулем? — спросил он. Услышав, что да, дернул уголком рта. — Все не удается выпить вместе — дурной знак.
— Глядишь королем, — Павел предположил, что Игорю понравится комплимент, но тот нахмурился, собрав на лбу рельеф из вялых морщинок.
— Забавная игра… правда, тупость раздражает уже. Понимаешь, ей все равно, что я не нищий бомж из подворотни. Ей, — в его голосе зазвучало потрясение основ, — плевать, что я кое-чего в жизни добился: современное поколение.
— Не брюзжи, как старик, — Павел догадывался, чем шокирован Игорь, — Люба явно пренебрегла доктриной, которую, сменив былую марксистско-ленинскую идеологему, повсюду вбивали в головы: что источник скудной милостыни требует холуйского почтения. Злорадство просилось Павлу на язык, но он смолчал, не желая бессмысленно пикироваться. В прошлый раз велеречивый, а теперь выбитый из колеи старый друг казался застигнутым врасплох. На фоне полированной мебели и мозаичного пола повисла пауза; Павел, который двадцать лет мечтал о разговоре с Игорем, понял, что не готов к нормальным словам. Он забормотал поздравления, принудив себя к легкомысленным намекам и ужасаясь пошлому тону, с которым ничего не мог поделать. Это было глупо: он не знал, о чем говорить.
Прервав гостя, который погряз в бессвязных тирадах, Игорь благосклонно улыбнулся и в свою очередь спросил, вернулся ли Павел в семью, все ли там хорошо и как протекает ремонт.
— А то давай по моему пути, — серые глаза по-молодому загорелись, контрастируя со старчески поджатым ртом. — В нашем возрасте надо жизнь пускать по второму кругу… еще лет через двадцать — по третьему. Опять же, нового поколения добавить… на сколько мужика хватает, если он в хорошей форме?
От реплики, которая ударила по больному месту, Павел смутился. Он избегал говорить с Игорем о детях, помня трагическую историю его семьи, но и сам не любил этой темы; Игорь свернул разговор, который принимал резонерское направление: даже гипотетически Павел, уверенный, что Игорь шутит, не представлял Любу в роли матери.
— Где Ростик? — спросил гость. Игорь флегматично махнул рукой. Его оживление исчезло, словно он исполнил церемониал, сбросив обязанность протокольно веселиться.