Летучий корабль

Когда они заносили мешок в квартиру, Гена негромко проговорил:

— Звонил домой? Все-таки разберись, что там происходит. Я с Васей разговаривал, а на заднем плане был крик… как бы они не переубивали друг друга.

— Может быть… — пробормотал Павел, которого пугало, что у Ксюши временами прорывалась ненависть к когда-то обожаемой сестре.

— Хочешь, вместе пойдем? — предложил Гена. — Трезвые… не станет она тебя при мне скалкой лупить.

Прощаясь с родителями, Павел клялся держать Анну Георгиевну и Вадима Викторовича в поле зрения. Его машина стояла у дома, и Гена обвел Павла вокруг, дабы тот убедился, что на капоте нет ни царапины.

Дверь открыл растрепанный Вася.

— А… явился, — протянул он, и Павлу не понравился тон. — Где был?

— В запое, — коротко ответил Павел.

Из ванной вышла Лида с коробкой порошка.

— Если мыть руки, то на кухне, — сказала она, как ни в чем не бывало, и улыбнулась Гене. — Полотенце дам чистое…

Мужчин потчевали наскоро организованным чаем. Из еды в доме нашлась только ополовиненная коробка конфет, которую Ксюше подарила благодарная клиентка. Хозяйка включила маленький телевизор, и Гена, демпфируя колебания семейного механизма, живо комментировал новости. Павел молчал. Он заинтересовался только сообщением, что в Подмосковье разбился легкомоторный самолет и что катастрофа привела к гибели пилотировавшего машину пятидесятичетырехлетнего предпринимателя Петра Ж. При этой вести Павел проснулся, непроизвольно выронив замечание:

— Ну, самолет-то… зачем угробили? — произнося вопрос, он сам не понимал его нечаянного смысла.

— Покупают списанный хлам! — поддержал его Гена. — Хорошо, на земле не пострадали, а то зимой на дачный дом такое упало!

Лида держалась спокойно, и, наблюдая, как она возилась у буфета, Павел заметил, что Лидин бледный, словно выточенный из столовой кости носик заострился, напоминая черты Альбины Денисовны в последние годы.

Гена напился чаю и, охрипнув от миротворческих усилий, откланялся. Когда Павел полез в ящик за бельем, Вася, сидевший за компьютером, обернулся и спросил:

— Что, разводиться будете?

Павел пожал плечами. Ему представился бьющийся в истерическом припадке малыш, который, приняв когда-то сторону отца, надолго установил в семье статус-кво.

— Ты многого не знаешь, — пробормотал он. — Когда люди живут вместе, между ними много такого, что никто знать не должен

Он думал, что существовало между ними с Лидой. Например, что она в единственную беременность потеряла ребенка почти на седьмом месяце. Что несчастье так подействовало на стойкую женщину, что она, скорее всего, не оправилась от него до конца — и, оберегая незажившую рану, не заводила разговора о собственных детях.

— Шел бы хоть к деду, — посоветовал Павел, оформляя тайную мечту в конкретное предложение. Ему так и просилось на язык: "а потом я подтянусь". Вася хмыкнул.

— У них семидесятилетние одры гайки крутят… и получают десять тысяч. Ты же ушел оттуда.

— Это была ошибка, — сказал Павел, проникаясь справедливостью слов, которые он наконец произнес вслух: да, это была ошибка. Он стал зарабатывать деньги, но что ему это дало? Запасную бетонную клетку? Любовь жены? Благополучие родителей? Правильного сына — пусть и неродного? Своих детей? Есть престижная машина — жестянка с двигателем, — одежда, чуть дороже, чем у окружающих… возможность иногда покупать деликатесы и лечиться в относительно нормальных заведениях. Все.

Вася запыхтел как-то мнительно, недоверчиво — и потом повернулся и выговорил, преодолевая внутреннюю преграду:

— Пап… а кто на самом деле мой отец?

Похолодев, Павел замер — но подобрался и сказал себе, что это должно было произойти. Похмельная смелость придала ему сил — он посмотрел в карие глаза сына и сказал:

— Как кто — я.

— Не надо, — насупился Вася. — Тетя Ксеня рассказывала… еще в детстве, — он покраснел до кончиков ушей и опустил взгляд.

— Что она… — Павла тянуло припечатать свояченицу дурным словом, но он — в пафосную минуту — воздержался. — Что она тебе сказала?

Он надеялся, что Ксюша, в последнее время склонная к дамской сентиментальности, не назвала Васе своими именами события неромантичной юности.

— Что она… моя мама… — в несмелом лепетании прозвучали вопросительные нотки.

— Тетя Ксеня родной человек, и она тебя очень любит, — проговорил Павел тихо. — Но мама — это та, кто никогда не предавала… даже в мыслях

Вася еще помолчал и сухо спросил:

— Все-таки надо знать — кто мой отец.

Затаив дыхание, Павел почувствовал, что он пройдет точку невозврата, после которой не будет хода назад и любые взывания к добрым намерениям будут бесполезны. У него сдавило горло, как перед прыжком в прорубь.

— Я же сказал — я, — выдохнул он, встретившись со взглядом округленных Васиных глаз. — Ты взрослый человек, должен знать: в жизни всякое бывает.