День прошел в скоморошьих забавах, и только к вечеру Игорь скомандовал всем поужинать, потому что в заведении, куда они все направлялись, не рекомендовалось притрагиваться к стряпне. Вышли на улицу — Игорь, Ростик, Павел и толпа незнакомого, с бору по сосенке, народа. Закончился дождь, и прояснилось небо над домами-утюгами, в одном из которых располагалось кафе. Павел, чьими соседями оказались молодая женщина и двое ее маленьких детей, помешивая жидкий кофе, осмыслял экспромт, который произнес Лиде. Все было сказано правильно, но когда Павел задумывался, что произойдет в семье, если они все перестанут врать, то приходил к выводу: ничего путного.
Он гадал, узнает ли девушку, которую они ждут. Здравый смысл говорил, что нет, но, стоило той переступить порог, у него пропали сомнения, и он даже вздрогнул от разочарования, ожидая от Игоря более затейливого вкуса. Капризно надув губы, толпу рассматривала круглолицая девушка с похожей на гитару фигурой, которую вызывающе обтягивали футболка и простенькие джинсы. Короткий носик придавал неразвитому лицу младенческий вид, но в темных горячих глазах таяло и плавилось очень взрослое — неустойчивое, вкрадчивое и липкое — свечение. Павел вздохнул, потому что если он представлял олицетворение всевозможных пороков, то именно оно сейчас выслушивало управляющего, который указывал девушке на свободное место.
…Он с трудом очнулся, когда вокруг загрохотали стулья. Игорь с девушкой ушли из кафе, и Павел видел их спины через стекло. Задерживаться не хотелось; он вышел на улицу и сел на лавочку, сознавая, что, когда он встанет, идти ему будет некуда. Перед приятелями, через которых Лида его разыскивала, он был готов провалиться сквозь землю. Даже к разговорам с прошедшим огонь и воду Геной, который жизнь учил не по учебнику, его не тянуло. Нестерпимо страдая, что он скажет родителям, Павел все же набрал Вадима Викторовича.
— Паша, ты где? — голос Вадима Викторовича звучал весело, и Павел даже подумал, что отец не знает об их с Лидой ссоре. — Дома? А на машине?
И он заговорил, что через три часа в Шереметьево прилетает уральский однокурсник Вадима Викторовича, которого некому встретить. Павел, помня, что Артемий Робертович знает Москву лучше коренных жителей, все же ухватился за развлечение. Его привлекла география: он не бывал почти двадцать лет в Шереметьевском аэропорту.
Он даже не проверил, рассеялись ли вечерние пробки, и его такси долго ползло по Ленинградке через сонные Химки. Когда такси свернуло с трассы, Павел забился на сиденье, разглядывая взлетавшие самолеты. Почти каждую минуту по небу проходили светлячки, отмеченные мерными импульсами бортовых фар, — аппараты, набирая высоту, уносились в сторону Сходни, которая белела вдалеке термитником новостроек. Вслед и навстречу летели автомобильные огни, конвульсивно мелькали указатели, и Павел оторопел, когда его такси закружилось на циклопических развязках. Выйдя из такси, он опешил, нащупывая взглядом предел здания, которое уходило к линии горизонта; зачарованный, он вошел внутрь. Сапфировые табло, ярмарочные витрины киосков, служащие в форме, васильковые ленты-загородки, стойки, банкоматы, информационные таблички — все было, как во многих виденных Павлом аэропортах, но сказочнее и призрачней, — в этом сочетании блеска и металла Павлу померещился переход в фантастический мир. Ему так понравилось ходить по зеркальному полу, что он чуть не пропустил рейс.
Пока ехали, Артемий Робертович рассказывал о погоде в отеческом городе. Когда-то родная квартира дохнула на Павла лекарственным запахом. Поняв, что сын намерен ночевать, Вадим Викторович предложил перебраться из маленькой комнаты в спальню к Анне Георгиевне, но Павел увидел, как отец собирает с прикроватного столика чашки, ложки, таблетки и журналы, и отказался наотрез.
— Хоть на коврике, — сказал он, чувствуя плющившую его усталость, при которой засыпают в любом месте. — Могу на балконе — тепло, дождь кончился.
После короткого спора Павлу определили раскладную тахту в большой комнате. Засыпая, Павел обнаружил, что из щуплого тела Артемия Робертовича вырывается чудовищный храп, — но он так намучился, что провалился в сон во время секундной паузы, пока Артемий Робертович вдыхал воздух. Утром Анна Георгиевна, кормя Павла сырниками, смущенно молчала. Только доставая сметану, она спросила:
— Ты надолго?
— Не знаю, — ответил Павел. Потом он уничтожал в ванной отросшую щетину. Почти сразу Анна Георгиевна нашла для него дело, и он целый день был занят, вынося с балкона мусор. Вадим Викторович пришел с работы рано, и Павлу не понравились пятна на отцовских брюках.
— Что так рано? — спросил он. В ответ Вадим Викторович отозвался из ванной:
— Да что там делать?