Левиафан 2. Иерусалимский дневник 1971 – 1979

16 июля. 1. Париж. Версаль. Утром Лёвка Нусберг повез нас всех в Версаль; я, Ирка, Пашка Бурдуков, Заяц (Галя Битт) и борзые Глашка и Пича. Гуляли в Версальском парке, фотографировались, борзые носились по траве. Были в Версале весь день.

Вечером мы с Иркой у Олега Целкова и Тони. Они живут в большой светлой квартире, завешанной картинами Олега. Он настроен оптимистично, «Бобур»[111] обещал купить его картину. Олег рассказывал о себе, о жизни; потом пришел Эдик Зеленин с женой, мы беседовали за пивом и виски до поздней ночи. Я рассказывал об Израиле. Олег подарил мне каталоги, журналы. Работы Олега бесконечно повторяют друг друга.

17 июля. 2. Париж. Гуляли с Иркой по Парижу: по улицам, по галереям. Ели колбасу с хлебом на набережной, внизу у воды, и кормили воробьев и голубей.

Были с Иркой у Миши Шемякина. У него познакомились с актером и шансонье Володей Высоцким. Была у Миши некто Дениз Синклар, американка. Миша всех нас пригласил в ресторан и за обедом рассказывал нам с Иркой об интригах Нусберга, войне против Поля Тореза и пр. Потом мы были у Миши дома, смотрели его вещи; картины, барельефы, эстампы; он подарил кучу своих каталогов, афиш, книг, альбомов. «Аполлон» и альбом своих литографий со стихами Хвостенко[112]. Все это с надписями, излучающими любовь и дружбу.

18 июля. 3. Париж. Весь день были у Лёвки Нусберга и Пашки Бурдукова. Едим мясо, пьем чаи, беседуем.

Был Петр Шпильман, беседовали, я показывал фото наших работ, обсуждали возможности выставок.

Вечером мы с Иркой у Эдика Зеленина и Тани. Он живет в том же доме, что и Целков, в хорошей благоустроенной квартире. Стены завешаны его картинами. Он теперь делает картины под сильным влиянием Миши Шемякина, картины очень красивые и пустые. Мы выпили, закусили, беседовали, смотрели фотографии – и вдруг… попалась фотография, где я, Зеленин, Данильцев и Лавров, но… я был отрезан! Я не подал виду. Зеленин подарил мне каталоги, постеры, фотографии и свою литографию.

Ночью допоздна болтали с Нусбергом, он все об интригах говорит и борьбе с Глезером, Шемякиным, Рабиным.

19 июля. 4. Париж. Пашка кормит нас жареным мясом и рассказывает о своей жизни.

Утром был Петр Шпильман, и мы ели мясо с ним, Иркой, Лёвкой, Пашкой и беседовали.

С Иркой поехали с Петром Шпильманом в «Бобур». Он нас познакомил с художницей (еврейкой) Терри Хаас и со своим сыном. Сидели в кафе музея, беседовали, Шпильман жалуется на несвободу в западном мире.

Мы с Иркой были в музее ок. восьми часов; выставка художников 20–30‐х гг., современное нам искусство и пр. и пр. Сам же музей – монстр, гигантомания, ярмарка, нефтеперегонный завод – памятник французскому комплексу неполноценности.

Дома, т. е. у Лёвки Нусберга и Пашки, были ок. 10 ч. вечера, пили чай с хозяевами и Оксаной.

20 июля. 5. Париж. Были с Иркой в Лувре; Ирка очень устала; ели бутерброды с пивом в кафе.

Вечером были с Иркой у Саши Свечиной и Миши (русские люди, рожденные во Франции). У них встретились с Алешей Хвостенко. Там же встретили Виталия Стацинского[113], встреча была очень теплой, Виталий обнимал нас, приглашал жить у него в Лионе, рассказывал о себе. Саша Свечина между прочим, накормив ребенка из кастрюльки, поставила ее на пол, чтобы ее кошки тоже поели оттуда. Милые они люди с мужем. Пили мы пиво, чай, беседовали.

21 июля. 6. Париж. Живем на Барбьес Рашешуа с Пашкой Бордуковым и борзыми Машей, Глашей и Пичугой. А Лёвка уехал в Берлин.

Зашли к Мише Рогинскому[114] и не застали.

Были на рынке: купили свежего хлеба, колбасы, малины, смородины; вернулись домой и пили с Пашкой чай.

Вечером были с Иркой у Володи Марамзина[115], познакомились. Он принял нас радушно, парень он хороший, но совершенно не нашего круга; советской культуры – только против большевиков. У него была какая-то из новых русских из США. Мы сидели с Володей до 4 ч. утра, болтали, пили, читали стихи. Потом Володя отвез нас (у него авто) на Плас Пигаль (мы конспирируем, что живем у Лёвки, т. к. это может насторожить ряд наших приятелей, Лёвка в войне со многими), и мы пешком прошлись до дома, камешками в окно пробудили Пашку, а он полудремал, ожидая нас.

22 июля. Шб. Париж. Поздно с Иркой встали, пили чай и ели жареное мясо с Пашкой в окружении Пичи, Маши и Глаши.

Были у Миши Рогинского в крохотном временном ателье под крышей; он только неделю как в Париже, 1,5 месяца как из Москвы (был в Вене). Рассказывал Миша о Москве: художественная жизнь там загнила, измельчала, распродалась. Харитонов и Зверев исхалтурились, делают китч на «славянскую» потребу, Пятницкий спился, Плавинский тоже в тупике и спился, В. Немухин продался властям; молодежь ничтожна и бездарна и пр. и пр. Сам Миша производит впечатление серьезное и милое. Я рассказал ему о себе, своей работе и пр. Между прочим, Миша рассказал, что он из настоящей еврейской семьи, а когда-то в Москве на мой вопрос он сказал, что он не еврей.