Читаем Левиафан 2. Иерусалимский дневник 1971 – 1979 полностью

С Иркой были у Нафтали Безема и Ханны. Вчера Нафтали открыл выставку у Розенфельда. Нафтали радуется успеху с наивностью и чистосердечностью молодого художника. Адам Барух хочет интервью, и это очень радует и успокаивает Нафтали. Мы пили чай, вино. Был Ханин брат Иоси Эрез – пчеловод, мы купили у него 1,5 кг меда. Нафтали очень-очень мил.

Были у Талы и Аркадия Белопольских. Девочки тоже были. Кира показала новое платье, она очень талантлива. Глаза у нее сумасшедшие. Они оставляли нас ночевать, но мы все же поехали домой. Я очень устал, но машину довел благополучно. Детки наши спали мирным сном.

27 апреля. 6. Иерусалим. Читаю прозу. Читаю Ирке стихи.

28 апреля. Шб. Иерусалим. Стихи Некрасова Н. – XIX век. Примитивная философия, примитивное желание слезливой болтовней поправить мир. И все это называлось гражданской поэзией. Ложь советской поэзии и ее примитивность идет от лживой русской поэзии XIX века.

Вечером у нас Эммануил Пратт с подругой. И Саша Сыркин, вернувшийся из путешествия по Италии.

29 апреля. 1. Иерусалим. Читаю: роман Димы Рыбакова «Тяжесть», повесть Жени Терновского «Странная история».

По телевизору: передача о молоденьких девушках, убегающих из дома, и вдруг – интервью с Анат Хадани. Все это очень печально.

Бориса Пенсона и еще 6 человек сионистов выпустили из лагеря, они приехали в Израиль.

30 апреля. 2. Иерусалим. Банк, плата в муниципалитет и отдел искусства. Встретил Арика Килемника, Ларри Абрамсона, Ицхака Яхина.

Менялся книгами с Володей Школьниковым в Шамире.

Проверял синьки «Левиафана» № 2 в «Ахве».

Взял Ирку из «Става», там только Феликс Куриц, «Став» переехал.

Приехала из Тель-Авива Кира Белопольская, весь вечер я беседовал с ней, показывал и рассказывал о «Левиафане». Дал ей задание. Она очень милая и способная девочка. Я проводил ее на автобусную станцию.

1 мая. 3. Иерусалим. Прочитал повесть Жени Терновского «Странная история». В повести и церковь, притянутая за уши, и выдуманные искусственные коллизии, но и вместе с тем атмосфера жизненной безысходности маленького человека. Написал Терновскому письмо. А сам Терновский – закомплексованный одинокий еврей, и никакое православие не поможет ему в этой жизни.

Разговор с Иосефом Бен-Шломо. Он позвонил мне, и я снова разъяснил ему ситуацию с Бецалелем, и он снова будет говорить с Гольдбергером, но маловероятно, что партийная мафдальская жопа сдвинется с места.

День независимости. Яшенька с товарищами гуляет в городе, на улицах в центре толпы людей.

2 мая. 4. Иерусалим. С Иркой, Яшкой, Златкой и Габи поехали в Эйн Хемед, но там все забито людьми. Мы поехали в Бейт Заит к Майку Феллеру и Дане. Дети были в бассейне. Мы съездили за Аликом Меламидом, Катей Арнольд и их детьми и привезли их тоже к Майку. Беседовали с Меламидом о художниках-эмигрантах русских, сошлись на том, что у большинства нет будущего, ибо московская неофициальная эпоха закончилась. Был Иосеф Авидар. Пили кофии, чаи и беседовали.

Вечером у нас Рами Коэн с невестой Рути и еще парочка с ними. Рами потихонечку собирает (с моей помощью) рисунки русск. художников.

3 мая. 5. Иерусалим. Читаю.

По просьбе Феликса Курица отвез его в аэропорт Бен-Гурион, где мы встретили его приятеля Бориса Драгунского (московск. еврей, прямик[122], живет в Техасе), потом, венувшись, пили виски у Феликса. Б. Д. – племянник генерала Драгунского, и он рассказал: после войны Иом Кипура ген. Драгунский осматривал подбитые израильские танки, привезенные в СССР, он видел запекшуюся кровь танкистов. Борис спросил у него: «Что ты почувствовал, когда видел эту кровь, ведь это кровь евреев?» Ген. Драгунский ответил: «Им (т. е. израильтянам) мало всыпали!» Вот лицо ген. Драгунского, лицо еврея-ублюдка.

4 мая. 6. Иерусалим. Читаю Джорджа Кенана «Сибирь и ссылка». Все то беззаконие, зверство и подлость, которые большевики раскинули на всю свою империю, все это уже существовало в царской России, просто жертвами были не миллионы, а тысячи. В сегодняшней СССРии положение очень похоже на положение при царе, жертвы опять исчисляются не миллионами, а тысячами; и психология властей опять не марксистская, а империалистическая барско-бюрократическая, полная шовинизма и азиатчины.

5 мая. Шб. Иерусалим. Читаю. Ирка тоже читает. Читал Ирке стихи.

Володя Коротик-Сорока привозил Антошку, и они играли со Златкой.

Была у нас некая художница Яэль, жопа толстая, и веет от этой матрены 45 лет такой тупостью, как будто вся она одна большая жопа. Рисует она гнусные и пошлые портреты и библейские темы, в восторге от моих работ и что-то лепечет о символах. А с ней муж – Роберт, туповатый на вид пожилой американец, хозяин школы англ. яз. и автор учебников.

Были Элиэзер Гинзбург и Лея и их подруга, бойкая учительница. Мы болтали о политике и прочем. Как скучно, неинтересно выслушивать похвалы, показывать работы людям – никто ничего не смыслит, не чувствует, увы!

Перейти на страницу:

Все книги серии Критика и эссеистика

Моя жизнь
Моя жизнь

Марсель Райх-Раницкий (р. 1920) — один из наиболее влиятельных литературных критиков Германии, обозреватель крупнейших газет, ведущий популярных литературных передач на телевидении, автор РјРЅРѕРіРёС… статей и книг о немецкой литературе. Р' воспоминаниях автор, еврей по национальности, рассказывает о своем детстве сначала в Польше, а затем в Германии, о депортации, о Варшавском гетто, где погибли его родители, а ему чудом удалось выжить, об эмиграции из социалистической Польши в Западную Германию и своей карьере литературного критика. Он размышляет о жизни, о еврейском вопросе и немецкой вине, о литературе и театре, о людях, с которыми пришлось общаться. Читатель найдет здесь любопытные штрихи к портретам РјРЅРѕРіРёС… известных немецких писателей (Р".Белль, Р".Грасс, Р

Марсель Райх-Раницкий

Биографии и Мемуары / Документальное
Гнезда русской культуры (кружок и семья)
Гнезда русской культуры (кружок и семья)

Развитие литературы и культуры обычно рассматривается как деятельность отдельных ее представителей – нередко в русле определенного направления, школы, течения, стиля и т. д. Если же заходит речь о «личных» связях, то подразумеваются преимущественно взаимовлияние и преемственность или же, напротив, борьба и полемика. Но существуют и другие, более сложные формы общности. Для России в первой половине XIX века это прежде всего кружок и семья. В рамках этих объединений также важен фактор влияния или полемики, равно как и принадлежность к направлению. Однако не меньшее значение имеют факторы ежедневного личного общения, дружеских и родственных связей, порою интимных, любовных отношений. В книге представлены кружок Н. Станкевича, из которого вышли такие замечательные деятели как В. Белинский, М. Бакунин, В. Красов, И. Клюшников, Т. Грановский, а также такое оригинальное явление как семья Аксаковых, породившая самобытного писателя С.Т. Аксакова, ярких поэтов, критиков и публицистов К. и И. Аксаковых. С ней были связаны многие деятели русской культуры.

Юрий Владимирович Манн

Критика / Документальное
Об Илье Эренбурге (Книги. Люди. Страны)
Об Илье Эренбурге (Книги. Люди. Страны)

В книгу историка русской литературы и политической жизни XX века Бориса Фрезинского вошли работы последних двадцати лет, посвященные жизни и творчеству Ильи Эренбурга (1891–1967) — поэта, прозаика, публициста, мемуариста и общественного деятеля.В первой части речь идет о книгах Эренбурга, об их пути от замысла до издания. Вторую часть «Лица» открывает работа о взаимоотношениях поэта и писателя Ильи Эренбурга с его погибшим в Гражданскую войну кузеном художником Ильей Эренбургом, об их пересечениях и спорах в России и во Франции. Герои других работ этой части — знаменитые русские литераторы: поэты (от В. Брюсова до Б. Слуцкого), прозаик Е. Замятин, ученый-славист Р. Якобсон, критик и диссидент А. Синявский — с ними Илью Эренбурга связывало дружеское общение в разные времена. Третья часть — о жизни Эренбурга в странах любимой им Европы, о его путешествиях и дружбе с европейскими писателями, поэтами, художниками…Все сюжеты книги рассматриваются в контексте политической и литературной жизни России и мира 1910–1960-х годов, основаны на многолетних разысканиях в государственных и частных архивах и вводят в научный оборот большой свод новых документов.

Борис Фрезинский , Борис Яковлевич Фрезинский

Биографии и Мемуары / История / Литературоведение / Политика / Образование и наука / Документальное

Похожие книги

100 знаменитых тиранов
100 знаменитых тиранов

Слово «тиран» возникло на заре истории и, как считают ученые, имеет лидийское или фригийское происхождение. В переводе оно означает «повелитель». По прошествии веков это понятие приобрело очень широкое звучание и в наши дни чаще всего используется в переносном значении и подразумевает правление, основанное на деспотизме, а тиранами именуют правителей, власть которых основана на произволе и насилии, а также жестоких, властных людей, мучителей.Среди героев этой книги много государственных и политических деятелей. О них рассказывается в разделах «Тираны-реформаторы» и «Тираны «просвещенные» и «великодушные»». Учитывая, что многие служители религии оказывали огромное влияние на мировую политику и политику отдельных государств, им посвящен самостоятельный раздел «Узурпаторы Божественного замысла». И, наконец, раздел «Провинциальные тираны» повествует об исторических личностях, масштабы деятельности которых были ограничены небольшими территориями, но которые погубили множество людей в силу неограниченности своей тиранической власти.

Валентина Валентиновна Мирошникова , Илья Яковлевич Вагман , Наталья Владимировна Вукина

Биографии и Мемуары / Документальное