Читаем Левиафан 2. Иерусалимский дневник 1971 – 1979 полностью

С Иркой у Афони и Кольчинского. К ним приехала из Мюнхена Ира Хенкина.

В супермаркете случайно – Лилиан Клапиш.

Приехала на пару дней Ев. Ар., подарила Ирке золотые часы.

Иоав Гельбер заехал и взял Златку на субботу.

17 ноября. Шб. Иерусалим. Мы с Иркой на вернисаже Шмуэля Бар-Эвена. Его вдруг поперло на модернизм, и он вставляет в свои каменные болванки всякую херню: зеркала, ручки, цепочки; вся его неинтеллигентность в этом. Дом художника полон какой-то странной публикой. Бар-Эвен принимает гостей и слюнявит дам. Художников почти нет – А. Мандель, А. Бецалель, Д. Ракия.

У нас на грибах – Афоня Кольчинская и Ира Хенкина, потом чаи и светские беседы с участием Ев. Ар.

Вечером мы с Иркой у Иоава Гельбера и Рути. Златка была у них, играли с Намой. Мы беседовали за кофией. Иоав рассказывал о первых шагах и платформе их зарождающейся партии; это во многом совпадает с моими мыслями.

18 ноября. 1. Иерусалим. Читаю роман Н. Федоровой «Семья». Бездействую.

В полиции записал свидетельство о той ночной погоне полицейских за угонщиками тендера. Записывал полицейский Мих. Штайнхарт из Литвы.

19 ноября. 2. Иерусалим. Утром заходил Саша Аккерман.

Борис Азерников поставил мне мост наново. У него работает Толя Сегал.

Зашел в муниципалитет. Говорил с Рути Кац о работе.

Позвал Эдика Шифрина, Дорочку и Лену Априль, и Ирка кормила их грибами с картошкой. И потом был Иосеф Цуриэль с Брахой, которой надо сделать операцию вен. Говорили о вреде, который приносит русский «Голос Израиля», о его примитивной пропаганде. А потом говорили с Эдиком об аппендиците и пр.

Игаэль Гурвиц[133] выступил с новой экономической программой; идет всеобщее подорожание. Мы с Иркой, кажется, живем скромнее, чем кто бы то ни было. Но многие считают нас богатыми.

20 ноября. 3. Иерусалим. Привожу в порядок свой фотоархив.

Ирка вернулась с работы усталая и с t°. В нашей жизни некоторое затишье.

Вечером у нас Цви Эйаль и Хефци на грибах. Беседовали о политической ситуации. Цви и Хефци – ястребы, я – ястреб-прагматик.

21 ноября. 4. Иерусалим. Утром у меня Саша Аккерман. Мы обдумывали работу для Алтера Фогеля: Сашин вариант – человек и свеча; мой – треугольник, расписанный в пейзаже. Офек исчез с горизонта, но я не тороплюсь его увидеть; увы, увы, чужой он нам человек. Саша сказал, что в любом случае надо все время рисовать – это развивает фантазию. Он абсолютно прав. Кроме того, рисование дает психическую стабилизацию и спокойствие.

Были с Сашей насчет моего оформления в муниципалитете. Тысяча зданий, комнат, коридоров во всех концах города – и все они заполнены паразитами и жуликами. Работают – единицы.

Вечером мы с Цви Эйалем и Хефци поехали к Ефиму Бенционовичу Ладыженскому, а Ирка пошла к Давиду Дару. Ладыженский показывал свои работы. Цви хотел что-то купить, но Ладыженский назвал цену – $12 000, т. е. что-то совершенно фантастическое. Ладыженский настроен очень пессимистично, всем недоволен. Он считает себя великим художником, не оцененным по заслугам. Но действительность такова, что он средний, неплохой художник, консервативный, неоригинальный. Он пришел в искусство очень поздно, после меня (хотя я моложе на 20 лет), в благополучные времена после середины 60‐х гг. Израильский музей ему сделал выставку, но Ладыженский недоволен, ничего не понимает, ничему не радуется. Мания величия – страшная вещь.

Ирка была по соседству, у Давида Яковлевича Дара. Этот – полная противоположность Ладыженскому, философичен, спешит насладиться остатком жизни и жалеет об ушедшей с годами потенции. Дар рассказал, что Ладыженский терпеть не может молодых художников и модернистов, ненавидит Аарона Априля и единственно к кому хорошо относится – ко мне.

Мирам Таль вернулась из больницы, у нее ослабло сердце и был приступ. Мы долго говорили по телефону.

22 ноября. 5. Иерусалим. Утром с Ицхаком Марешей оформлял бумаги в местном отделе. Я начинаю работу как преподаватель для детей в Бейт Элишева.

Посетил с Марешей центр искусства в Катамоне; большое бомбоубежище, кружки рисования для детей; заведует всем этим человек с «четырехугольными мозгами», как выразился Мареша, и этот Джибли к тому же еще и отвратительный рисователь-любитель. Теперь руководство искусством должно перейти ко мне. Вместо того чтобы руководить академией, я занимаюсь районными детскими кружками. 8 лет я в Израиле, но Израилю я пока что еще совсем не нужен.

Ночью, когда Ирка уже спала, зашел Азерников. Мы пили ликер.

23 ноября. 6. Иерусалим. Все паразиты в этом государстве получают кучу денег и кричат: мало, мало, не хватает. Никто не хочет работать. Все держится на плечах немногих.

Перейти на страницу:

Все книги серии Критика и эссеистика

Моя жизнь
Моя жизнь

Марсель Райх-Раницкий (р. 1920) — один из наиболее влиятельных литературных критиков Германии, обозреватель крупнейших газет, ведущий популярных литературных передач на телевидении, автор РјРЅРѕРіРёС… статей и книг о немецкой литературе. Р' воспоминаниях автор, еврей по национальности, рассказывает о своем детстве сначала в Польше, а затем в Германии, о депортации, о Варшавском гетто, где погибли его родители, а ему чудом удалось выжить, об эмиграции из социалистической Польши в Западную Германию и своей карьере литературного критика. Он размышляет о жизни, о еврейском вопросе и немецкой вине, о литературе и театре, о людях, с которыми пришлось общаться. Читатель найдет здесь любопытные штрихи к портретам РјРЅРѕРіРёС… известных немецких писателей (Р".Белль, Р".Грасс, Р

Марсель Райх-Раницкий

Биографии и Мемуары / Документальное
Гнезда русской культуры (кружок и семья)
Гнезда русской культуры (кружок и семья)

Развитие литературы и культуры обычно рассматривается как деятельность отдельных ее представителей – нередко в русле определенного направления, школы, течения, стиля и т. д. Если же заходит речь о «личных» связях, то подразумеваются преимущественно взаимовлияние и преемственность или же, напротив, борьба и полемика. Но существуют и другие, более сложные формы общности. Для России в первой половине XIX века это прежде всего кружок и семья. В рамках этих объединений также важен фактор влияния или полемики, равно как и принадлежность к направлению. Однако не меньшее значение имеют факторы ежедневного личного общения, дружеских и родственных связей, порою интимных, любовных отношений. В книге представлены кружок Н. Станкевича, из которого вышли такие замечательные деятели как В. Белинский, М. Бакунин, В. Красов, И. Клюшников, Т. Грановский, а также такое оригинальное явление как семья Аксаковых, породившая самобытного писателя С.Т. Аксакова, ярких поэтов, критиков и публицистов К. и И. Аксаковых. С ней были связаны многие деятели русской культуры.

Юрий Владимирович Манн

Критика / Документальное
Об Илье Эренбурге (Книги. Люди. Страны)
Об Илье Эренбурге (Книги. Люди. Страны)

В книгу историка русской литературы и политической жизни XX века Бориса Фрезинского вошли работы последних двадцати лет, посвященные жизни и творчеству Ильи Эренбурга (1891–1967) — поэта, прозаика, публициста, мемуариста и общественного деятеля.В первой части речь идет о книгах Эренбурга, об их пути от замысла до издания. Вторую часть «Лица» открывает работа о взаимоотношениях поэта и писателя Ильи Эренбурга с его погибшим в Гражданскую войну кузеном художником Ильей Эренбургом, об их пересечениях и спорах в России и во Франции. Герои других работ этой части — знаменитые русские литераторы: поэты (от В. Брюсова до Б. Слуцкого), прозаик Е. Замятин, ученый-славист Р. Якобсон, критик и диссидент А. Синявский — с ними Илью Эренбурга связывало дружеское общение в разные времена. Третья часть — о жизни Эренбурга в странах любимой им Европы, о его путешествиях и дружбе с европейскими писателями, поэтами, художниками…Все сюжеты книги рассматриваются в контексте политической и литературной жизни России и мира 1910–1960-х годов, основаны на многолетних разысканиях в государственных и частных архивах и вводят в научный оборот большой свод новых документов.

Борис Фрезинский , Борис Яковлевич Фрезинский

Биографии и Мемуары / История / Литературоведение / Политика / Образование и наука / Документальное

Похожие книги

100 знаменитых тиранов
100 знаменитых тиранов

Слово «тиран» возникло на заре истории и, как считают ученые, имеет лидийское или фригийское происхождение. В переводе оно означает «повелитель». По прошествии веков это понятие приобрело очень широкое звучание и в наши дни чаще всего используется в переносном значении и подразумевает правление, основанное на деспотизме, а тиранами именуют правителей, власть которых основана на произволе и насилии, а также жестоких, властных людей, мучителей.Среди героев этой книги много государственных и политических деятелей. О них рассказывается в разделах «Тираны-реформаторы» и «Тираны «просвещенные» и «великодушные»». Учитывая, что многие служители религии оказывали огромное влияние на мировую политику и политику отдельных государств, им посвящен самостоятельный раздел «Узурпаторы Божественного замысла». И, наконец, раздел «Провинциальные тираны» повествует об исторических личностях, масштабы деятельности которых были ограничены небольшими территориями, но которые погубили множество людей в силу неограниченности своей тиранической власти.

Валентина Валентиновна Мирошникова , Илья Яковлевич Вагман , Наталья Владимировна Вукина

Биографии и Мемуары / Документальное