Лягушки

– Вы уверены в этом? – спросил Острецов.

– У меня хорошая память на лица, – сказал Ковригин и чуть было не добавил: «…и на женские тела», но смог сдержать себя.

– Хорошо, – присел Острецов и поднял рюмку с коньяком: – Чтоб и вам хотелось! Так о чём вы собирались узнать?

– Мелочь, – сказал Ковригин. – Кто такой мсье Жакоб?

Он понимал, что вопросом своим может рассердить хозяина особняка, дерзил, но Острецов отнёсся к его словам устало-спокойно.

– Мсье Жакоб, – сказал Острецов, – выходец из Рязанской губернии, из города Спас-Клепики, тонкая, предприимчивая натура, по профессии – скорняк, имел бизнес в Армавире, вам известен под фамилией Цибульский.

Пожалуй, эти новости удивили и Хмелёву.

– Как я не мог догадаться, что Древеснова происходит из его угла? – горестно произнёс Острецов. – А ведь возникали сомнения, и не только в день вызволения Древесновой из якобы журинских тайников… Да, прозевали мы…

Уточнять, кто прозевал и что прозевали, Ковригин посчитал некорректным. Спросил лишь:

– А кто у кого хозяин хотя бы в ресторане «Лягушки» – мсье Цибульский или тритонолягуш Костик?

– Это мне неведомо, – сказал Острецов. – Затевали расследование, но оно ясности не дало. Да мне и неинтересно знать подробности. Кто и что.

– Однако на флюгере вашей Падающей башни изображён чуть ли не символом города именно то ли дракон, то ли существо, похожее на тритонолягуша Костика.

– И что? – сказал Острецов. – Городские легенды. Их сотни. И они мутны. А сейчас посмотрим, как поведут себя китайчонок Сяо и так называемый Костик.

Видимость дружелюбного общения (или необходимость соблюдения дружелюбного общения) из Острецова улетучивалась, он понимал, что Ковригин ощущал это, и сидел раздражённый, рюмку коньяка поднял, не дожидаясь тоста, Хмелёва замерла рядом в напряжении. Ковригину бы откланяться и удалиться со словами благодарности, но он, удивившись собственной настырности, сказал:

– Мстислав Фёдорович, я убеждён теперь, что вы прекрасно знали, что никакой Хмелёвой в тайниках замка нет, а ваши следопыты уже обнаружили пропавшую девушку в Загорянке. Зачем же вы уговорили меня шляться в подземных и внутристенных ходах? Я думаю, что ради открытия интересующих вас помещений или лабиринтов…

– Вы, Александр Андреевич, ведёте себя неучтиво, – сухо сказал Острецов. – Хотя, наверное, имеете для дерзости основания. Да, после ваших изысканий были сделаны выгодные для меня открытия. Но это мой дом и дом моих предков, и все права на его тайны принадлежат мне. Я предлагал вам вознаграждения, но вы от них отказались, заявив, что поиски человека не требуют вознаграждений. Всё, всё, Елена Михайловна. Александр Андреевич, давайте прекратим на этом наше общение. Лена устала, и некоторые новости её нервируют. Скажу только в вашем присутствии. Я не собирался запирать её в Журинском замке, я бы купил для неё дом в Сан-Тропе или в Беверли-Хиллз, и она вольна была бы играть или сниматься у лучших мастеров театра и кино. И это не блажь Блинова… А теперь предлагаю вам завершить визит. Вы, как я догадываюсь, намерены побывать в ресторане «Лягушки». Самое время вам туда отправиться.

Хмелёва лишь робким полукивком головы попрощалась с Ковригиным.

– Я вас провожу, – сказал Острецов.

71

На лестнице вежливость вернулась к богатому человеку. А то ведь в последние минуты их собеседования Ковригину Острецов начал казаться рассвирепевшим. Отправляя Ковригина в «Лягушки», не намерен ли был Острецов смахнуть возмутителя спокойствия с мраморов восточной бани теперь уже не в Аягуз, а куда-нибудь подальше, скажем, в Катта-Курган с его хлопковым заводом? Или в бане с шайкой кипятка должен был поджидать Ковригина великоросский богатырь, на время – аравийский шейх, торговец коврами-самолётами?

– Извините, любезный Александр Андреевич, – сказал Острецов. – Погорячился. Или даже сорвался. Действительно, заслужил упрёки. Но и пережить недавно пришлось немало неприятностей. Хотел бы, чтобы вы погостили в Журине в спокойные для меня и для Елены Михайловны дни. По-прежнему остаюсь поклонником вашего литературного дара. Последние публикации «Записок Лобастова» меня в моих чувствах укрепили. Вы можете поработать в Журине над продолжением «Записок»…

– Спасибо, – сказал Ковригин. – Мысль об этом в голову мне не приходила.

– А жаль, – сказал Острецов. – Мне представляется, что вы не прочь были бы встретиться с Верой Алексеевной Антоновой и вашим спутником в зкспедиции за грецкими орехами, Паном Воробейчиком.

– Воробейчиком? – удивился Ковригин.

– Наш Пан-Силен любит представляться Врубелем, то есть по-польски – Воробейчиком. Но его сейчас нет в Журине. Он отправился в Мантурово Костромской губернии за пирожками. Какими-то особенными. И за резиновыми сапогами для своей ненасытной Каллипиги. На случай дождей. Но сейчас ей нужны новые валенки на гагачьем пуху, а за ними надо бежать в Калязин.

– Самоотверженные у вас фигуры в нишах, – сказал Ковригин.