Либеральные идеи в царской России. От Екатерины Великой и до революции

Именно поэтому многие темы, поднимаемые в этой главе, возвращают к полемике о содержании, об использовании и о значимости либеральных ценностей (и как философских концепций, и как политических целей), о которых шла речь во введении к этой книге. Сравнивая то, что Новгородцев и Кистяковский считали ключевыми элементами либерального учения, с тем, о чем говорилось во введении, можно рассматривать их деятельность как попытку объяснить российскому обществу важность западноевропейского либерального наследия. После Революции 1905 года Новгородцеву и Кистяковскому пришлось столкнуться с теми же фундаментальными дилеммами, которые встали перед всей либерально настроенной российской интеллигенцией. Как и другие либералы, они осознавали противоречие между декларируемыми ими призывами к мирным и постепенным реформам и той активной (и иногда и революционной) деятельностью, которой они занимались в ходе событий 1905 года. Кроме того, они задавались вопросом о том, действительно ли реформы станут лучшим гарантом свободы, или все это законотворчество окажется совершенно бесполезным без глубинных изменений в сознании отдельных людей. Выбор между внешней и внутренней свободой и путями развития России осложнялся еще и тем, что у революционных партий было свое активное видение свободы и равенства, а пространства для маневра между сторонниками правительства и радикалами было крайне мало.

Новгородцев и Кистяковский обладали достаточно широким кругозором, чтобы попытаться ответить на эти вопросы, и их вклад в интеллектуальное наследие российского либерализма не остался незамеченным. Статья Кистяковского «В защиту права», вышедшая в «Вехах», неоднократно удостаивалась похвалы со стороны многих исследователей: Л. Энгельштейн отметила, что его наблюдения, относящиеся ко взаимосвязи между дисциплиной и правом, дополняют концепцию Фуко [Engelstein 2009], а С. Хойман, биограф Кистяковского, назвала его провидцем, чье «современное учение о правах человека опередило Всеобщую декларацию прав человека на 43 года» [Heuman 1998: 2].

Столь же лестными словами отмечался и вклад в российскую либеральную теорию Новгородцева: его называли «самым последовательным и глубоким кантианцем в Московском психологическом обществе» [Poole 2003: 17] и человеком, который «возродил естественное право в России» [Nethercott 2010: 250].

С учетом важной роли, сыгранной обоими этими мыслителями в истории российского либерализма, в этой главе их учения будут проанализированы достаточно подробно. Хотя в своих философских взглядах и политических предпочтениях Кистяковский и Новгородцев не во всем были согласны друг с другом, оба придерживались неоидеалистического либерального мировоззрения и отличались от своих современников тем, что выступали в защиту эмпирической личности и признавали существование внутреннего конфликта между различными либеральными ценностями. Их интеллектуальное наследие демонстрирует одновременно и то, как вдумчиво они исследовали историю западного либерализма, и то, с какими трудностями им пришлось столкнуться при попытке перенести этот опыт на российскую почву.

5.1. Личная свобода и социальная справедливость: правовой социализм Кистяковского

5.1.1. Научно-философский идеализм

Кистяковский был представителем неоидеалистического направления в русской философии, однако некоторые аспекты его учения выделяют его на фоне современников[288]. Родившись в Киеве в семье профессора Киевского университета, Кистяковский с ранних лет интересовался правоведением (его отец – А. Ф. Кистяковский (1833–1885) – был юристом и криминалистом) и участвовал в украинском национальном движении. Отец Кистяковского, его дядя, В. Б. Антонович (1834–1908), впоследствии – его жена, М. В. Беренштам (1869–1932), – все были активными участниками украинского национального движения; на Кистяковского особенно большое влияние оказали идеи украинского автономиста М. П. Драгоманова (1841–1895), друга семьи, выступавшего за федерализм, конституционализм и социализм[289]. По мнению Хойман, именно связь с украинским национальным движением укрепила убежденность Кистяковского в том, что «в каждом обществе универсальные ценности и истины, такие как естественные права человека, должны быть сформулированы собственным социальным и политическим языком» [Heuman 1998: 2]. Участие в подпольных украинофильских кружках и возникший в юности интерес к марксизму привели к тому, что Кистяковского последовательно исключили из нескольких российских университетов и он был вынужден продолжить свое образование за границей [Василенко 1994]. В 1895 году он уехал в Германию и поступил на философский факультет Берлинского университета; это стало началом нового этапа в его интеллектуальном развитии.