Либеральные идеи в царской России. От Екатерины Великой и до революции

«Право и нравственность, – писал Новгородцев, – являются силами, обуздывающими произвол человеческих страстей, вносящими мир и порядок во взаимные отношения людей и противопоставляющими эгоизму частных стремлений интересы общего блага и требования справедливости» [Новгородцев 1899:115]. Чтобы система права функционировала нормально, она должна подкрепляться «некоторой нравственной атмосферой» [Новгородцев 1899: 133][315]. Поскольку справедливость является неотъемлемой частью нашего нравственного мировоззрения, «право вносит принципы ограничения и уравнения во взаимные отношения общественных классов и частных лиц» [Новгородцев 1899: 131]. Роль государства, заключающаяся в том, чтобы быть «опорой… против бесправия и неравенства, привилегий и монополий, выделений и исключений», таким образом, оказывается продиктованной нравственным законом и закрепленной юридическим правом [Новгородцев 19046, 5: 520][316].

Новгородцев считал, что естественное право является соединительным звеном между внутренней, нравственной, свободой и внешней, существующей в сфере общественной и политической жизни [Новгородцев 1896: 9]. В частности, гарантия негативной свободы дает индивидам возможность принимать решения на основании высших нравственных законов, улучшать законодательство и совершенствоваться как членам общества [Новгородцев 1899: 125–127]. В основе этой идеи Новгородцева лежит его недогматическое представление об историческом прогрессе: он писал, что поскольку поиск истины является бесконечным процессом, то каждый индивид вправе сам искать свою уникальную истину, будучи защищенным законом от чьего-либо вмешательства в эту сферу деятельности [Новгородцев 1904а: 76].

Рассуждая об истории либерализма, Новгородцев признавал важность защиты внутренней, духовной, свободы публичным и наглядным образом. В своих лекциях по истории философии права он говорил о том, что принцип свободы совести и его производные стали первыми воплощениями идеи негативной свободы как неотъемлемого права человека. «Нравственная свобода, – писал он, – без должных гарантий со стороны права и государства останется пустой фикцией» [Новгородцев 1901 в: 119]. На исторических примерах он показывал, что естественное право лучше всего гарантирует «неотъемлемые права» личности и сферу свободы, защищенную от вмешательства со стороны государства [Новгородцев 1898: 886–887]:

Естественное право является выражением того самостоятельного абсолютного значения личности, которое должно принадлежать ей при всяких формах политического устройства. В этом виде оно является чем-то большим, чем требование лучшего законодательства, – оно представляет протест личности против государственного абсолютизма [Новгородцев 1902 г: 294–295].

Именно с этих позиций он считал, что для России лучшей формой политического устройства является конституционное государство на основе естественного права[317].

После событий 1905 года Новгородцев много писал о том, что никакие общественные институты или правовые механизмы не могут полностью гарантировать свободу: в своих научных статьях, например «Государстве и праве» (1904), он утверждал, что гармонии государства и права не существует, а конкретному историческому процессу и живому нравственному сознанию присущ «постоянный дуализм, вечный процесс столкновений между тем правом, которое должно быть, и законом государственным» [Новгородцев 19046, 5: 511]. Однако его высказывания, относившиеся к тому, что происходило тогда в России, показывают, к каким трудностям приводил отказ от открытой дискуссии в такой сложной политической обстановке. Новгородцев обрушивался на сторонников Д. Н. Шипова, которых он называл «славянофилами XX века», упрекая их в политической пассивности и ошибочном пренебрежении сферой негативной свободы; при этом они, по его мнению, отказывались признавать, что Россия должна присоединиться к остальному «цивилизованному миру», встав на путь «прямого и открытого конституционализма» [Новгородцев 1905в: 357, 366, 374–376].

В то время Новгородцев безоговорочно поддерживал идею о том, что Россия должна перенять политическое устройство, созданное на Западе, и был убежден, что его страна уже уверенно движется в этом направлении; впоследствии, глубоко осмысливая этот опыт, он много думал о том, являются ли западные модели демократии универсальными[318].

5.2.3. Социальная справедливость