Либеральные идеи в царской России. От Екатерины Великой и до революции

Окончив в 1872 году Харьковский университет, Ковалевский продолжил свое образование в Западной Европе, где познакомился со всеми новейшими течениями в философии, социологии и истории[341]. В Берлине он ходил на лекции Р. фон Гнейста (1816–1895), эксперта в области сравнительно-исторического изучения институтов самоуправления и члена немецкой Национал-либеральной партии, и встречался с представителями немецкой исторической школы политической экономии, в том числе с Г. фон Шмоллером (1838–1917), благодаря чему у него зародился интерес к изучению «хозяйственных порядков, предшествующих торжеству капитализма или уцелевших в более или менее вымирающем виде и после наступления этого торжества»[342]. В основном он жил во Франции, оказавшись в этой стране после установления Третьей республики; здесь Ковалевский обучался в Школе хартий и Коллеже де Франс (в частности, посещал лекции политика и правоведа Э. Лабулэ (1811–1883)) и завел знакомства в позитивистских кругах французской столицы[343].

В Англии, где он провел один год, Ковалевский познакомился с виднейшим философом-позитивистом Дж. Льюисом (1817–1878) и Г. Мэном (1822–1888), чье сравнительно-историческое исследование деревенских общин произвело на него глубокое впечатление[344]. Более того, состоявшееся в то время знакомство Ковалевского с трудами таких британских антропологов, как Л. Морган (1818–1881) и Дж. Мак-Леннан (1827–1881), которых иногда называют «классическими эволюционистами», пробудило в нем интерес к изучению социокультурных явлений с позиций эволюционизма [Ковалевский 2005: 159][345]. Помимо этого, в Лондоне он близко сошелся с Марксом, под влиянием которого впоследствии стал исследовать связи между историей землевладения, экономическим ростом и политическими изменениями [Ковалевский 2005: 198, 200][346].

Европейские знакомства Ковалевского демонстрируют не только многообразие существовавших в то время философских и научных концепций, но и взаимосвязь между ними (например, между английскими позитивистами и последователями Маркса)[347]. Академические интересы самого Ковалевского были очень широки, и он пытался объединить идеи немецкой исторической школы, которая была в большей степени нацелена на изучение уникальных особенностей различных обществ, с подходом британских ученых, таких как Г. Спенсер, исследовавших социальные проблемы методами естественных наук [Vucinich 1976b]. Несмотря на свое давнее знакомство с Марксом, Ковалевский с большим скепсисом относился к историческому материализму, считая, что Маркс чрезмерно большое значение придавал экономическому обоснованию исторических процессов, и выражал сожаление, что Маркс «был и остался [больше] гегельянцем», нежели позитивистом[348]. Более того, Ковалевский утверждал, что марксизм преуменьшает и вообще неверно трактует роль личности в истории. Отвергая идею о том, что над индивидами властвуют высшие, общественные, силы, Ковалевский придерживался той точки зрения, что личные и коллективные интересы неизбежно будут конфликтовать друг с другом: «Индивид, – писал он в статье, посвященной философии Маркса, – не может быть принесен в жертву государству и даже международному союзу, как не мог и не может он стушеваться перед семьею, родом, сословием или классом» [Ковалевский 1909; Ковалевский 2005:200].

В 1880 году, через три года после своего возвращения в Россию, Ковалевский был избран ординарным профессором Московского университета, где он читал лекции по конституционном праву[349]. В университете он занял видное место среди «молодых профессоров» – конституционалистов, которые в широком смысле этого слова интересовались эмпиризмом, методом сравнительного анализа и «закономерностями» в истории и общественной жизни[350]. Представители этой группы, в которую входили лингвист В. Ф. Миллер (1848–1913), правовед И. И. Янжул (1846–1914) и историк П. Г. Виноградов (1854–1925), использовали в своей работе следующий социологический подход: они накапливали массив эмпирических данных и с помощью аналогий и сравнений пытались найти законы и закономерности, существующие в истории и общественной жизни [Ковалевский 19106; Ковалевский 2005: 202–236]. Как правило, эти люди выступали за легальную и рациональную политическую деятельность, гражданские свободы и постепенные общественные изменения законными и нереволюционными методами. Этот круг московской профессуры оказал большое влияние на формирование мировоззрения молодого Милюкова[351].