Сначала я подумал было побежать наверх к Вулфу и получить от него добро на перекрытие Одиннадцатой улицы, но времени было всего лишь двадцать минут девятого, а мне всегда становилось не по себе при виде Вулфа в постели, попивающего шоколад под этим балдахином из черного шелка, не говоря уже о том, что он непременно устроит скандал, поэтому я позвонил в агентство «Метрополитен» и предоставил им всю необходимую информацию, заказав лишь шестидолларовых агентов, потому что все равно это было для галочки. Я не представлял, зачем Чапину прибегать к каким-то ухищрениям вроде черного хода. Потом потратил минутку на размышления, кто же продолжает пользоваться услугами Бэскома, и решил позвонить ему в надежде, вдруг да расколется, однако никто не ответил. Из-за всего этого я немного выбился из собственного графика, поэтому поспешно надел шляпу и пальто и двинулся в гараж за «родстером».
В своих блужданиях днем ранее я собрал кое-какие факты о деле Дрейера. Юджин Дрейер, галерист, был обнаружен мертвым в кабинете своей галереи на Мэдисон-авеню возле Пятьдесят шестой улицы утром двадцатого сентября, в четверг. Тело нашли трое полицейских, в их числе лейтенант, взломавшие дверь по ордеру. К тому времени Дрейер был мертв около двенадцати часов, причиной смерти послужило отравление нитроглицерином. После завершения расследования полиция объявила случай самоубийством, и коронер подтвердил данное заключение. Однако в следующий понедельник прибыло второе предостережение. Его получили все. В кабинете Вулфа находилось уже несколько его экземпляров, и в нем говорилось следующее:
Вулф сказал, что это стихотворение лучше, чем первое, потому что короче и в нем есть две неплохие строчки. Я поверил ему на слово.
Тут же разразился сущий ад. Они позабыли о грубых шутках и воззвали к копам и конторе окружного прокурора, чтобы те вернулись и схватили его. Самоубийство даже не рассматривалось. Когда я узнал подробности тех заморочек, что начались после второго стихотворения, то подумал: Майк Эйерс, пожалуй, был не так уж и не прав, предлагая переименовать Лигу искупления в Страусиную лигу. Единственными, кто как будто не схлопотал острый приступ дрожи в коленках, оказались доктор Бертон и хирург Леопольд Элкус. Хиббард перепугался так же, как и остальные, а то и больше, но по-прежнему выступал против привлечения полиции. Очевидно, он готов был дрожать в своей постели, хотя приготовился и к жертвоприношению. Элкус, конечно же, являлся непосредственным участником событий, но к этому я как раз подхожу.
Моя встреча с Элкусом в ту среду была назначена на полдесятого, но я выехал заранее, потому что хотел остановиться у Пятьдесят шестой улицы и взглянуть на галерею Дрейера, где все произошло. Я прибыл на место незадолго до девяти. Теперь его занимала не галерея, а книжный магазин. Женщина среднего возраста с бородавкой над ухом оказалась весьма любезной и сказала, что, конечно же, я могу осмотреться, однако из этого мало что вышло, поскольку все изменилось. Комнатка справа, где вечером в ту среду проводилась встреча, а на следующее утро обнаружили тело, так и осталась кабинетом – со столом, пишущей машинкой и так далее, но множество стеллажей явственно были новыми. Я позвал женщину, и она зашла в кабинет. Я указал на дверцу в задней стене и поинтересовался:
– Не могли бы вы сказать, это и есть тот шкаф, где мистер Юджин Дрейер хранил ингредиенты для смешивания коктейлей?
Вид у нее был озадаченный.
– Мистер Дрейер… О… Это человек…
– Человек, который совершил самоубийство в этой комнате, да, мадам. Похоже, вы не знали об этом.
– Ах да… – Она казалась испуганной. – Я не осознавала, что это произошло прямо в этой комнате… Конечно же, я слышала об этом…
– Благодарю вас, мадам, – ответил я, вышел из магазина и сел в «родстер».