Лига перепуганных мужчин

Люди, выпавшие из жизни с прошлого Рождества и до сих пор не понявшие этого, неизменно меня раздражают, и все, что я могу им предложить, – это вежливость, да и той чертовски немного.

Леопольд Элкус все еще существовал, как я выяснил, встретившись с ним в его кабинете, но вот парнем оказался весьма грустным. Роста он был среднего, с большой головой, большими руками и серьезными черными глазами, взгляд которых неизменно ускользал от собеседника, казался обращенным внутрь. Он предложил мне сесть и дружеским мягким тоном произнес:

– Понимаете, мистер Гудвин, я встречаюсь с вами, только чтобы оказать любезность своим друзьям, попросившим меня об этом. Я уже объяснил мистеру Фарреллу, что не поддержу предприятие вашего нанимателя. И не окажу никакой помощи.

– Ладно, – ухмыльнулся я. – Я пришел не собирать объедки, доктор Элкус. Я всего лишь хочу задать несколько вопросов о девятнадцатом сентября, когда умер Юджин Дрейер. Вопросы по фактам.

– Я уже ответил на все вопросы, какие вы только можете задать. Несколько раз полиции и еще этому невероятно невежественному детективу…

– Правильно. Пока мы с вами соглашаемся. В порядке любезности вашим друзьям почему бы вам не ответить на них еще раз, а? Общаться с копами и Делом Бэскомом, а потом дать от ворот поворот Ниро Вулфу и мне… Ну, это как если бы…

– Отцеживать комара и проглотить верблюда, – грустно улыбнулся он.

Бог мой, этот парень познал всю глубину печали!

– Ага, вроде того. Вот только если бы вы видели Ниро Вулфа, комаром его точно не назвали бы. Значит, дело обстоит так, доктор Элкус. Я знаю, что вы не станете помогать в поисках улик против Пола Чапина. Но в этом деле Дрейера вы мой единственный источник информации из первых рук, поэтому я и вынужден надоедать вам. Насколько мне известно, второй свидетель, искусствовед, отбыл домой в Италию.

– Мистер Сантини отплыл некоторое время назад, – кивнул он.

– Тогда остаетесь только вы. Пожалуй, бессмысленно пытаться задавать вам массу каверзных вопросов. Почему бы вам просто не рассказать о том, что произошло?

– Полагаю, – вновь грустно улыбнулся он, – вам известно, что двое-трое моих друзей подозревают меня в лжесвидетельстве, чтобы покрыть Пола Чапина?

– Ага. А вы лгали?

– Нет. Я никогда бы ни покрыл его, ни навредил бы ему ложью. А история такова, мистер Гудвин. Вы, конечно же, знаете, что Юджин Дрейер приходился мне старинным другом, в университете мы учились в одной группе. До Депрессии дела в его картинной галерее шли весьма успешно. Время от времени кое-что покупал у него и я. Добиваться успеха мне не надо было, поскольку состояние досталось мне в наследство. Моя же репутация как хирурга является побочным эффектом моего убеждения, что под наружностью что-то да неладно у всех людей без исключения. Ну и по чистой случайности я обладаю уверенными и искусными руками.

Я бросил взгляд на его большие руки, лежавшие на коленях, и серьезные черные глаза.

– Шесть лет назад, – продолжил он, – я сделал Юджину Дрейеру предварительный заказ на три полотна Мантеньи[10] – два маленьких и одно побольше. Цена составляла сто шестьдесят тысяч долларов. Картины находились во Франции. Пол Чапин в то время как раз был в Европе, и я написал ему с просьбой взглянуть на них. Получив от него ответ, я сделал заказ. Возможно, вам известно, что Пол Чапин десять лет пытался стать художником. Его работы демонстрировали прекрасную восприимчивость, но вот манера была странноватой, и он совершенно не обладал чувством формы. В общем, его картины вызывали интерес, но назвать их хорошими было нельзя. Говорят, сейчас он нашел себя в литературе… Но я не читаю романов.

Картины прибыли, когда я был завален работой и даже не мог позволить себе выкроить свободное время изучить их надлежащим образом. Просто принял и заплатил за них. Особого удовольствия они мне не доставили. Я предпринимал множество попыток подружиться с этими полотнами, но они неизменно отвергали мои авансы грубо и даже жестко, что смущало и раздражало меня. Поначалу я не подозревал в них фальшивок, просто не мог поладить с ними. Однако несколько замечаний кое-каких специалистов в итоге возбудили у меня подозрения. В сентябре, уже почти два месяца назад, нашу страну посетил Энрико Сантини, который знает Мантенью так же, как я – человеческие внутренности. Я попросил его взглянуть на мои картины, и он объявил их подделками. Затем мистер Сантини сообщил, что ему известно их авторство – некоего талантливого парижского жулика, – и что ему представляется невозможным, чтобы какой-то авторитетный торговец принял их за настоящие.