Лига перепуганных мужчин

– Я колеблюсь главным образом потому, что вы заставили меня пометить этот самый хлам для опознания. Для Ниро Вулфа я сделал бы все, но мне не хотелось бы влипнуть в историю и, возможно, втянуть в нее и клуб. Полагаю, никаких гарантий на сей счет вы предоставить не можете?

– Никаких гарантий, – покачал я головой, – но, зная, как мистер Вулф устраивает этот спектакль, я поставил бы тысячу против вашего одного.

Райт посидел с минуту, разглядывая меня, а затем снова улыбнулся:

– Что ж, мне надо возвращаться в контору. Давайте развлекайтесь. Я подожду здесь.

Вышло проще простого. Я взял ундервуд, прошел в нишу и поставил его на стол. Общественный стенограф сидел в каких-то десяти футах и чистил свою машинку, но я даже не удосужился взглянуть на него. Отодвинув хлам в сторону, я накрыл его крышкой глянцевого футляра, поставил новую машинку на место прежней, взял требуемое и был таков. Райт поднялся из кресла и направился со мной к лифту.

На тротуаре, возле входа в клуб, мы пожали друг другу руки. Райт не улыбался. По выражению его лица я догадался, что мысленно он перенесся на четыре года назад, когда мы вот так же обменивались рукопожатием.

– Передайте Ниро Вулфу мои сердечные пожелания и скажите, что они останутся таковыми, даже если меня вышвырнут из «Гарварда» за пособничество в краже пишущей машинки.

– Зуб даю, – ухмыльнулся я, – у меня сердце едва не разорвалось, что пришлось оставить там новенький ундервуд.

Я донес свой трофей до «родстера», который припарковал на Сорок пятой улице, поставил его на соседнее сиденье и направился в центр. Вид машинки рядом внушал мне чувство, что мы чего-то добились. Не то чтобы я знал, чего именно, но это знал Вулф или же думал, что знает. Я не особо часто проявлял щепетильность относительно выкладок Вулфа. Да, я беспокоился и даже доходил до исступления, когда мне казалось, что он проглядел нечто, из-за чего мы можем совершить ошибку, но в глубине души почти всегда знал, что упущенное им в конечном счете нам не понадобится. В данном случае, однако, я не был столь уверен, и все из-за этого чертова калеки. Было нечто особое в том, как о нем говорили другие, как в тот вечер в понедельник он выглядел и держался, как звучали поэтические предупреждения. Все это вселяло в меня тревожную мысль, что на этот раз Вулф парня недооценил. Подобное было ему несвойственно, поскольку обычно он придерживался довольно высокого мнения о людях, в чьи судьбы вмешивался. Мне представлялось, что, возможно, допущенная им в данном случае ошибка заключалась в прочтении книг Чапина. У него были определенные представления о литературных достоинствах, и, быть может, весьма низко оценивая книги, точно так же он подходил и к человеку, их написавшему. И если он оценивал Чапина невысоко, то я всецело придерживался противоположного. Например, вот рядом со мной лежит пишущая машинка, на которой были написаны предупреждения, все три, вне всяких сомнений, и это была машинка, к которой Пол Чапин имел свободный и постоянный доступ, но вот доказать, что именно он делал это, было совершенно невозможно. Более того, это была машинка, к которой имели доступ и большинство остальных, замешанных в деле. Нет, думал я, касательно написания предупреждений почти все, что можно было бы сказать о Чапине, окажется его недооценкой.

Когда я добрался до дому, еще не было одиннадцати. Я занес пишущую машинку в прихожую и, пока снимал шляпу и пальто, поставил ее на тумбочку. На вешалке оказались другие пальто и шляпа, но они явно не принадлежали Фарреллу. Мне они показались незнакомыми. Я зашел на кухню поинтересоваться у Фрица насчет посетителя, однако его там не оказалось. Возможно, Фриц зачем-то поднялся наверх, поэтому я вернулся в прихожую, взял машинку и понес ее в кабинет, но, не пройдя и двух шагов по нему, в изумлении остановился. Там сидел, листая книгу, с прислоненной к ручке кресла тростью, Пол Чапин.

Я буквально лишился дара речи, что происходит со мной отнюдь не часто. Наверное, потому, что под мышкой у меня была машинка, на которой он отпечатал свои стихи, хотя, естественно, в футляре узнать он ее не мог. Но что это была пишущая машинка, ему было очевидно. Я стоял и таращился на него. Чапин оторвал взгляд и вежливо сообщил:

– Я ожидаю мистера Вулфа.

Он перевернул страницу, и я увидел, что это была «К черту неудачников!» с пометками Вулфа.

– Он знает, что вы здесь? – спросил я.

– О да. Его слуга сообщил ему какое-то время назад. Я нахожусь здесь, – он бросил взгляд на запястье, – полчаса.