Лига перепуганных мужчин

– Заткнись! – Однако внутренне я ухмыльнулся, поскольку голос у него звучал по-другому: он уже менял свой типаж.

В догонялки при вечернем потоке особо не поиграешь, и поездка до Тридцать пятой улицы несколько затянулась. Я остановился перед домом, предупредил пассажира, чтобы не делал глупостей, вышел из машины, обошел вокруг, открыл его дверцу и велел ему вылезать. Потом поднялся за ним по ступенькам, открыл своим ключом дверь и кивком приказал войти. Пока я снимал шляпу и пальто, он потянулся было к своей кепке, но я сказал ему оставить и повел его в кабинет.

Вулф сидел с пустым стаканом, разглядывая узор из высохшей пены. Я закрыл за собой дверь и остался у входа, коротышка же двинулся дальше, явно направляясь к столу. Вулф взглянул на него, едва заметно кивнул, а потом присмотрелся к гостю повнимательнее и вдруг обратился ко мне:

– Арчи, сними с мистера Хиббарда кепку и наручники и поставь для него кресло.

Я все выполнил. Как оказалось, этот джентльмен представлял собой второй факт, требовавшийся Вулфу, и я был только рад обслужить Пинки. Он протянул мне руки, чтобы я снял браслеты, но для этого ему, похоже, потребовалось усилие, а по лицу было видно, что он чувствует себя не в своей тарелке. Я легонько толкнул его креслом сзади под колени, и он внезапно рухнул в него, закрыл лицо руками и в такой позе остался. Мы с Вулфом молча смотрели на него без всякого сочувствия, на которое он, возможно, рассчитывал. Для меня он и вовсе был превосходнейшим куском бекона, на который я столь долго клацал зубами.

Вулф кивнул мне, и я подошел к шкафчику, плеснул алкоголя, поднес Хиббарду и сказал:

– Вот, глотните.

Наконец он поднял голову:

– Что это?

– Это чертов ржаной виски.

Он одновременно покачал головой и потянулся за стаканом. Я знал, что внутри у него плещется суп, и потому не боялся, что виски ударит ему в голову. Он выпил половину, фыркнул и проглотил остальное. Я обратился к Вулфу:

– Я привел его в кепке, чтобы вы смогли увидеть его в таком образе. Я ведь только его фотографию и видел. К тому же предполагалось, что он мертв. Считаю своим долгом сообщить вам, что с удовольствием врезал бы ему, и никаких комментариев не потребуется ни сейчас, ни потом.

Вулф, не обратив на меня внимания, заговорил с коротышкой:

– Мистер Хиббард, вам известен старинный обычай Новой Англии бросать предполагаемую ведьму в реку, и если она тонула, то была невиновна. Мое личное представление о значительной порции неразбавленного виски заключается в том, что оно предполагает противоположное испытание: если вы выдержите его, то можете рискнуть и чем угодно. Мистер Гудвин в самом деле вам не врезал?

Хиббард взглянул на меня и моргнул, а потом на Вулфа и снова моргнул. Он дважды прочистил глотку и довольно непринужденно ответил:

– Вся правда в том, что я отнюдь не авантюрист. Я пробыл в ужасном напряжении одиннадцать дней. И пробуду… еще долго.

– Надеюсь, нет.

– Пробуду, – покачал головой Хиббард. – Да поможет мне Бог. Пробуду.

– Теперь вы взываете к Богу?

– Риторически. От Него я сейчас дальше, чем когда-либо. – Он взглянул на меня. – Можно еще немного виски? – Я принес, и на этот раз он начал потягивать его, причмокивая губами, а затем продолжил: – Какое же это облегчение! Виски тоже, конечно, но главным образом потому, что снова могу говорить нормальным голосом. Нет. Я дальше, чем когда-либо, от божества в стратосфере, но гораздо ближе к человеку. Я желаю признаться, мистер Вулф, и вам в той же степени, что и любому другому: за эти одиннадцать дней маскарада я узнал больше, чем за все предшествующие сорок три года своего существования.

– Гарун аль-Рашид…

– Нет. Простите. Он искал развлечений, а я искал жизнь. Сначала, думал я, лишь собственную жизнь, но нашел гораздо больше. Например, если бы вы сейчас сказали мне то, что сказали три недели назад, что возьмете на себя ответственность избавить меня от страха перед Полом Чапином, уничтожив его, я бы ответил: конечно же, всенепременно, сколько я вам должен? Теперь я понимаю, что причина моего прежнего отношения крылась исключительно в страхе большем, чем страх смерти, – в страхе взять на себя ответственность за собственную защиту… Вы не возражаете, что я болтаю? Боже, как же я хочу говорить!

Вулф пробормотал:

– Эта комната привыкла к подобному. – Он позвонил, чтобы Фриц принес пива.