Лига перепуганных мужчин

– Благодарю. За эти одиннадцать дней я усвоил, что психология как формальная наука есть чистое надувательство. Все написанные и напечатанные слова, если не считать их назначения избавлять от скуки, суть бессмысленная чушь. Я кормил умирающего от голода ребенка. Я видел, как двое мужчин лупили друг друга кулаками до крови. Я наблюдал, как мальчики знакомятся с девочками. Я слышал, как на людях женщина говорит мужчине то, что, как я смутно предполагал, теоретически известно лишь читавшим Эллиса Хэвлока[15]. Я наблюдал за голодными рабочими, обедавшими в кофейне. Я видел, как забияка-беспризорник выуживает из сточной канавы увядший нарцисс. Говорю вам, это чрезвычайно удивительно, как люди поступают так, как им просто хочется. А я семнадцать лет преподавал психологию! Merde![16] Можно еще немного виски?

Я не знал, нужен ли Хиббард Вулфу трезвым, но не увидел никаких предостерегающих жестов и потому вновь подошел к шкафчику и наполнил стакан. На этот раз я принес ему и шипучки запивать, и он начал с нее.

– Мистер Хиббард, – начал Вулф, – я восхищен обзором вашего образования и позднее потребую, чтобы вы рассказали все, однако сейчас не позволите ли вы прервать вас вопросом-другим? Для начала вынужден возразить вам, обратив внимание на то, что еще до начала своего одиннадцатидневного образования вы выяснили вполне достаточно, чтобы замаскироваться весьма просто и действенно для сохранения своего инкогнито, хотя вас искала вся полиция и один-два других человека. Вот это действительно достижение.

Шипучка ударила психологу в нос, и он зажал его пальцами.

– Ах нет! Это всего лишь практический метод. Первое правило, конечно же, ничего похожего на маскировку. Здесь мне особо удались галстук и царапина на щеке. Мое же сквернословие, боюсь, получилось не очень убедительным, мне не следовало злоупотреблять им. Но моей самой большой ошибкой оказались зубы: это был сущий ад – сохранять золотую фольгу зацементированной, мне пришлось ограничить свою диету почти исключительно супом и молоком. Естественно, появившись один раз в таком виде, отказаться от них я уже не мог. Вот одеждой я горжусь.

– Да, одежда. – Вулф оглядел его. – Превосходно. Где вы ее раздобыли?

– В магазине подержанных вещей на Гранд-стрит. Я переоделся в туалете метро и был уже одет надлежащим образом, когда пришел снимать комнату в Нижнем Вест-Сайде.

– И вы оставили вторую трубку дома. Вы обладаете достойными уважения чертами, мистер Хиббард.

– Я был в отчаянии.

– Дурак в отчаянии дураком и останется. Чего же в своем отчаянии вы надеялись добиться? Ваше предприятие подразумевало какую-то определенную цель?

Над ответом Хиббарду пришлось задуматься. Он глотнул виски, запил шипучкой, после чего снова хлебнул виски. Наконец разродился речью:

– Хотите – верьте, хотите – нет, не знаю. То есть уже не знаю. Когда я сбежал из дому, когда начал это предприятие, я только и ощущал, что мной движет страх. Вся долгая история о том, что тот несчастный случай двадцатипятилетней давности… что он сделал со мной, прозвучала бы фантастически, попытайся я ее пересказать. Временами я бывал чересчур чувствительным. Полагаю, до сих пор таковым и остаюсь, и, несомненно, в соответствующем окружении это проявится снова. Нынче я склоняюсь к учению об окружающей среде. Слышали о таком? Атавизм! Как бы то ни было, страх овладел мной полностью, и все, в чем я только и отдавал себе отчет, было желание оказаться подле Пола Чапина и не спускать с него глаз. Планов, идущих дальше, у меня не было. Мне лишь хотелось наблюдать за ним. Я знал, что если расскажу кому-нибудь, даже Эвелин, моей племяннице, то может возникнуть опасность, что он выйдет на меня, поэтому я и пошел до конца. Однако последние несколько дней я начал подозревать, что в некоем колодце моего разума, много ниже сознания, зреет желание убить его. Естественно, не существует такой вещи, как желание без намерения, сколь неопределенным оно бы ни было. Полагаю, я намеревался убить его. Полагаю, я разрабатывал его убийство и все еще разрабатываю. Я понятия не имею, чем для меня закончится этот разговор с вами. Но я не вижу причин, почему он каким-либо образом способен повлиять.

– Думаю, увидите. – Вулф осушил стакан. – Конечно же, вы не знаете, что мистер Чапин разослал вашим друзьям стихи, в которых недвусмысленно дал понять, что убил вас, ударив дубинкой по голове.

– О нет! Мне это известно.

– Вот черт! Кто вам сказал?

– Пит. Питни Скотт.

Я заскрипел зубами от досады. Еще одна возможность была упущена, и все потому, что я поверил предупреждению калеки. Вулф заметил:

– Значит, не все мосты вы сожгли.

– Нет. Он сам построил мост. На третий день я околачивался там и, к несчастью, столкнулся с ним лицом к лицу. Естественно, он меня узнал. – Хиббард вдруг умолк и немного побледнел. – Ей-богу… Ха, ну вот, еще одна иллюзия… Я думал, что Пит…