– Допустим, – ответил я сдержанно. – Но разве Умник не обнаружил пропажу?
– Такой-то перфекционист? Бесспорно! И первым делом кинул бы камень в мой огород.
И был бы прав, подумал я, но не стал перебивать нола.
– И тут Мортимер делает занятный гамбит. Знаешь наивысшее заклинание дэймосов?
Хотелось выпалить «клетка Миноса», вот только чутье подсказывало, что ответ не верный.
Я покачал головой.
– Ну, по-видимому, в такие материи Архонты посвящают исключительно Приближенных. Впрочем, не будем отходить от темы. Псарь назвал это заклинание «Великий спящий».
– Как-то пафосно звучит, – все-таки не удержался я.
– Я сказал ему то же самое, перед тем как он наложил его на меня.
Мои брови подпрыгнули.
– Ты не ослышался. Псарь вычеркнул меня из анналов истории. Абсолютно все кто меня знал, подчистую забыли кто я такой, но выходить на покой я не собирался и прикинулся Приближенным своего загадочного Архонта.
– Да уж. А не проще было подделать перстень?
– Он под завязку напитан хаосизмом, Умник мигом бы распознал фальшивку.
Бач вытянул ноги и блаженно распластался на лавочке, будто в гипертрофированном поролоном кресле. Я же сидел как неприкаянный, переваривал информацию. А когда на лице растянулась гримаса изумления: челюсть отпала, брови подскочили вверх, тогда нол сказал:
– Понял, наконец, малыш Джонни.
– Быть не может!
– Еще как может. Это же Нью-Гранж. Здесь все возможно. Благодаря пресловутому колечку Дрейк пробился в разум хаосита.
Сглотнув, я слушал с замиранием сердца.
– И что сделал Псарь?
У меня враз пересохло во рту.
– О, много чего. Он надоумил Эмерсона создать чудище восприимчивое единственно для трех культов. Но главное, он установил в уме хаосита рычаг контроля. Таким манером Эмерсон должен подняться на вершину Лигеметона как того и добивается, но сам того не осознавая станет всего лишь марионеткой в наших руках.
– Забери Мортимера Батна, да сама Лилит бы до такого не додумалась!
– Вот только сейчас он там, где и она.
– Выходит, план неосуществим. – Я выдохнул, унимая накатившую волну возбуждения.
– Умник хороший шахматист, видит на пять ходов вперед, но Псарь был великим и видел на ход дальше.
– Увы, этого хода оказалось недостаточно.
Бач облизал губы и продолжил:
– Джонни, ты обязан влезть в разум хаосита и смекнуть, как им управлять. Вроде Дрейк говорил, что вбил в него слова, услышав которые тот станет послушной собачкой.
– Есть еще что-то, что мне следует или не следует знать?
Нол вытянул губы трубочкой.
– Пожалуй, это все. Так что можешь ненадолго поддаться рефлексии.
Мортимер оказался серым кардиналом, какого еще поискать – да уж, поразмышлять и в самом деле было о чем! Вот только не вышло сформулировать и мысли.
Нол обстукал ладонями облезлую куртку.
– Да где же…а вот. Угостить?
У меня поперек горла застрял колючий морской еж.
– Н-нет.
Бач щелкнул «ZIPPO», поджег бумажный цилиндр. Впалые щеки; довольный вид; выдох; в воздухе появились мышиного цвета колечки, которые один за другим развеялись.
– Точно не хочешь? – еще раз поинтересовался нол, глядя на мои непроизвольные похрустывания пальцами.
Я колебался. Кожаная сигаретница, набитая по самое некуда, маняще лежала между мной и нолом на скамейке. Она выставляла свои прелести напоказ словно девушка, загорающая топлес на пляже. Бач протянул мне блестящую золотом зажигательную искусительницу с латунной гравировкой летучей мыши держащей в одной лапе стрелы, а в другой – оливковую ветвь.
– До чего помпезная зажигалка.
– Подарок одного ветала.
Кого именно я догадывался, правда, имени так и не узнал.
Бач чиркнул большим пальцем о колесико и поднес огонек к зажатой в зубах сигарете.
Несколько минут прошли в оглушительной тиши. Потом я сказал:
– Знаешь, мой отец скончался от рака.
– Мне жаль.
– Обогащать табачные компании равносильно плевать на его могилу.
Сложив губы колечком, нол выпустил дым.
– Он был хорошим?
– Он назвал меня Джонатаном в честь самой старой черепахи в мире.
Бач резвым движением перебросил сигарету из одного угла рта в другой, после чего с легкой усмешкой спросил:
– И как только додумался?
– Он был моряком. Часто брал меня в доки. Помню, однажды мы пришли туда, а там выловили большущего, просто гигантского осьминога. Как в трешовых фильмах ужасов. Про него еще писали в газетах, но все подумали, что он утка, а фото – липа. Помнишь?
– Не-а. А что, реально здоровый?
– Ни то слово! Сто восемьдесят килограмм!
Нол закашлялся и чуть не проглотил сигарету.
Снова воцарился штиль.
– Кажется, Мортимер передал мне слова приручающие Умника.
– Кроме шуток?
Оказывается, я сказал это вслух.
– Да. Но не все так просто. К ним надо продраться.
– Джонни, время не на нашей стороне. Ты должен разгадать шараду как можно быстрее.
Пора сматывать удочки и нол, словно прочитав мои мысли добавил:
– Пошли.
– Куда?
– Тебя надо схоронить.
Рассовав по карманам сигаретницу с зажигалкой, нол встал и направился в темное нутро сарая. Сокрушенно вздохнув, я сделал пару коротких, нервных, клянусь, что последних затяжек и отщелкнул скуренную почти до фильтра сигарету. Прочь.