Лигеметон. Ложный Апокриф

С тараканьей прыткостью Горменгаст сорвался с места, подскочил к Годрику с явным – даже чересчур! – намерением врезать. Ручища, точно плеть, рассекла воздух и напоролась на классический блок каратэ. А вот последующей атаки не отыскалось бы ни в одном боевом стиле. Такое мог исключительно Горменгаст. Он раззявил пасть и выдохнул прямо в сосредоточенную физиономию Годрика мерцающее облако то ли цветочной пыльцы, то ли бесчисленных песчинок. Немного погодя присутствующие тоже уловили раскатившийся по залу аромат, который заставил главу культа симплигатов ахнуть от удивления (ведь ей он был знаком лучше, чем кому-либо). Шоколад и ваниль.

Первый точечный, словно зубилом, удар пришелся строго в глаза – если бы не дурманящий запах, от которого все начало двоиться, а пол под ногами раскачиваться, то возможно Годрик бы защитился, – следующим движением (подсечкой) Горменгаст сбил противника с ног. Звуком первые два удара и последующее падение напоминали удары бейсбольной битой по мячу. А третий – штампующий удар ногой в живот – был чавкающим, словно та же бита обрушилась на сочный арбуз. Снова и снова.

Под Годриком начала растекаться багряная лужа.

Натаниэль Эмерсон скривился в глумливой, самодовольной ухмылке.

Синтия Мун зажала руками рот.

– Ах ты тварь! – Зуд бездействия наконец-то доконал Сантино.

Ветал вскинул руки. На ладонях будто лопнули невидимые швы – раскрылись широченные порезы, из которых как из ульев вырвалось два роя чего-то, что поразительно напоминало невидимые глазу кровяные тельца, только в тысячу раз крупнее. Смердя серой, они устремились к Горменгасту и облепили его морду, торс и руки. Он словно покрылся сыпью.

Эдуардо не знал, чего ожидает Второй Капоне: голем должен с треском рассыпаться или растаять? А может эффектно взорваться? Но что Приближенный точно знал – ничего хоть близко подобного не случится.

Оставив ногу на животе Годрика (на том, что теперь смутно напоминало живот), Горменгаст немного согнулся, как будто у него самого скрутило желудок. Он обхватил плечи руками. Вслед за тем один кровяной слепень, за ним другой, а там и все остальные начали впитываться в каменную плоть. С хлюпающими звуками.

– Что за на хрен?! – Бледные руки Сантино дрожали, но он этого и не замечал.

Сердце и кровь, подумал Эдуардо, делают это создание тауматургом не меньшим чем ты.

Горменгаст дышал шумно, так что все слышали, приподнимая и опуская могучие плечи. Он продолжил втаптывать Архонта кригеров в пол, превращая в клубничное варенье.

Нервы Синтии Мун сдали. Симплигат шагнула назад, потом развернулась, кинулась наутек. Она отчаянно боролась с запертой дверью, напоминая тем самым Эдуардо кого-то другого.

– Превосходно! Как и ожидалось, – сказал скорее самому себе Умник. Говорил он при этом не своим голосом. – Иммунитет к тауматургии.

– Батна тебя забери, хаосит, да что ты творишь?! – выкрикнул Сантино. – Мы же все в одной команде!

Да, не размыкая губ, ответил ему Эдуардо. И команде нужен лидер. Один единственный.

Свое несогласие относительно лидера в лице Умника правящего Лигеметоном не выказал пока что самый что ни на есть безмятежный сефирот. Но у любого смирения есть рубеж.

Артур Грэм не стал сотрясать воздух речами. Он сотряс его терпким запахом осины и мертвых цветов. Разведя руки, будто обнимая ствол могучего дерева, некрос соткал желтое как мед облако и такое же вязкое. Со скоростью брошенного шара для боулинга «дыхание Селкет» понеслось к своей цели. Прямо на Умника.

«Протекто!» – собирался выпалить хаосит, но ему и не пришлось. Горменгаст сам ринулся к нему и вовремя заслонил спиной.

Ровно на то и рассчитывал Артур Грэм. И в отличие от тауматургии ветала, для Горменгаста заклинание танатозиса не было сродни комариным укусам.

Белая кожа облупилась и обсыпалась точно штукатурка. По идее Горменгаст должен был разразиться рычащим криком, однако он лишь упал на колено и, как и полагается статуи, замер.

– Так тебе, тварь! – Сантино тоже опустился на колено, приподнял штанину и вытащил из кобуры осколочную ручную гранату(!), распрямил усики, вытянул чеку и с фразой:

– Ату, ублюдок ты этакий! – швырнул ее.

У Эдуардо пробежал холодок по спине.

Снаряд прокатился мимо Горменгаста, принявшего позу «Мыслителя» Родена, и остановился у ног Умника.

Сантино, который выглядел точно успел за три секунды принять кровавую ванную не снимая одежды, закрыл собой Артура Грэма.

– Протекто! – успел на этот раз выкрикнуть Умник.

Одинозный горгул, все это время мирно сидящий на исполинском плече, спикировал на гранату и заключил себя вместе с ней в коконе из толстых крыльев.

Раздался резкий хлопок. Смертник-горгул затрещал по швам, крылья отвалились, и сам он раскололся на две неравные части и испустил дух – причем в буквальном смысле: над его камушками-останками поднялось поначалу бесформенное бледно-желтое облако, которое пройдя сквозь потолок исчезло.

– Ты за это ответишь, Сантино.

Несмотря на звон в ушах и секундную обескураженность (ни один осколок гранаты не прорвался сквозь крылья горгула), от Эдуардо не укрылись сгущающиеся на стене тени позади Умника.