Лигеметон. Ложный Апокриф

– А ты возгордился.

– Вы только гляньте, кто к нам пожаловал. Джонатан, здравствуй. Или вернее сказать: Расстрига? Бач, ты все-таки нашел его. Теперь все Архонты официальные и нет в сборе. Что ж, лучше поздно, чем никогда. Вы пропустили не так уж и много. Если вкратце, то у нас в Лигеметоне малюсенькая революция.

– Что весьма поправимо, – с апломбом заявил Версетти и, засунув руки в карманы брюк, степенной походкой направился к Умнику.

Хаосит и дэймос встали друг напротив друга на расстоянии вытянутой руки.

– Смотрю ты без галстука. Похоже, и вправду наступает новая эра.

Версетти скупо улыбнулся в ответ.

– Мортимер как-то сказал мне, что нельзя поддаваться собственному греху. А ты совершил эту ошибку. Задрал хвост.

Хаосит хмыкнул.

– Горменгаст преподаст тебе урок хороших манер, – смакуя каждое слово, проговорил Натаниэль, а затем сказал почти то же самое только на эсперанто.

Живое оружие против сефиротов вытянулось во весь рост, расправило плечи, сделало несколько гулких шагов, потянуло длиннющие пальцы к Версетти, который к слову так ни разу и не взглянул на голема.

Эдуардо отчетливо слышал, как Версетти изрек всего два слова:

– Черная луна.

– Стой! – слетело с языка хаосита наперекор собственной воле, отчего Горменгаст застыл. – Что… Почему я это сказал? Что ты сделал?!

Хаосит требовал ответов, но дэймос нагло позабыл о нем и переключился на Горменгаста. Неотрывно смотрел ему в глаза.

Эдуардо тоже импонировали глаза монстра. В них проблескивала человечность, что было весьма гротескно.

– Не существует никого идеальней в нашем многогрешном мире. Горменгаст – совершенство. Разве нет, Джонатан?

– Да. – В голосе Версетти вибрировали нотки горечи. – Он совершенство. А ты – прах.

В руке дэймоса возник причудливый, словно из кошмаров душевнобольного, букет из четырех цветков – материальный и в то же время неосязаемый. Твердые лепестки, колышущиеся дымчатые ножки.

Он отделил один цветок от остальных и приложил его соцветия напоминающие сапфир к щеке хаосита, на которой тут же, будто след от поцелуя, отпечатался узор снежинки.

Следующий шипастый цветок терновым венцом обвил виски.

Вслед за тем он затолкал в рот хаоситу леденец с красной спиралью размером с взрослую ладонь прямо вместе с белой палочкой.

Последний цветок, который даже цветком-то язык не поворачивался назвать – миниатюрный, заостренный костяной хребет, с навершием в виде грязно-коричневого черепа – его хаосит получил прямо в грудь как укол инъекции.

– Хм, совсем не больно.

– Последние слова?

– Не поверишь, – хаосит хлопнул себя по бедрам. – Ни одна сентенция не приходит на ум, – протянул он с ноткой фатализма в голосе.

– Усни.

Запахло дождем вместе с лавандой.

Хаосит стоял с закрытыми глазами. Он побледнел до невозможности. Стал белым почти как Горменгаст. Даже волосы наполовину поседели. Он заколотил по своей же голове кулаками. Истерически загоготал. А потом, в качестве жирной точки, его конечности с хрустом вывернулись, согнулись под немыслимыми углами прямо как у гуттаперчевого человека, появился настоящий горб, он рухнул на четвереньки, скуксился, точно брошенный в огонь бумажный человечек и только потом затих. Навсегда.

Джонни Версетти вычеркнул Натаниэля Эмерсона из мира живых.

ПОСТФАКТУМ

Это был неправильный план в дурных руках, Itwasthewrongplaninthewronghands

Неподходящая теория для неподходящего человека. The wrong theory for the wrong man

Неподходящая ложь, основанная на ошибочных чувствах. The wrong lies on the wrong vibes

Неправильные вопросы с неверными ответами. The wrong questions with the wrong replies⁶⁸

Джонни Версетти

Зима штурмовала Нью-Гранж: лютая метель стучалась в окна домов и витрины магазинов, иней поблескивал на дорогах, снег валил мелкими острыми хлопьями в лица пустых и сефиротов. Мороз пробрался всюду. Но только не в Пандемониум, где было в высшей степени жарко, хотя преимущественно и в переносном смысле.

Сидя за махагоновым столом я ощущал себя как вынутая из воды рыба. Разговор походил на толчение воды в ступе. А завязался он с обвинения:

– Чуваш заточил меня в каменюку! – сокрушался Приближенный Артура Грэма.

– Хватит! – Мумия бухнул кулаком по столу (беспрецедентно!).

– Таков был приказ Эмерсона, – сплетя пальцы рук, как когда-то делал сам Умник, пояснил Эдуардо. – Я прошу у тебя прощения, Мик.

По безэмоциональной физиономии хаосита было неясно, вложил ли он в извинение прямодушие или издевательскую нотку, но если некросу и послышалось второе, то он предпочел пропустить это мимо ушей. Мик открыл и закрыл рот, после чего окончательно утихомирился.