Лигеметон. Ложный Апокриф

А противник к слову тоже не сидел без дела. Шуршащие мятые страницы поднимались из книги подобно морской пене и это ворошащееся нечто, складываясь и заворачиваясь, принимало образ человеческой фигуры.

Когда я уже поднялся на ноги, и по всему телу лилась Сила, передо мной стоял бумажный человек. На белой «коже» отпечатаны черные слова. Слова двигались, дрейфовали. Дрейфовали бесцельно. Так мне показалось сначала. Потом чернила начали растекаться, вспузыриваться и вскоре превратились в черный костюм тройку и смоляные волнистые кудри.

Лилит меня побери! Да он же я! Передо мной стоял я сам. С единственным различием. Глаза. Они принадлежали Рене. Голубой и зеленый. Странно видеть самого себя, и в разы страннее с чужими глазами.

Доппельгангер⁴⁵ двинулся на меня и в этот раз я был готов. Направил на него пистолет с глушителем и выстрелил.

Откуда у меня оружие? В ментальном мире возможно все! Почти. Видать во всех мирах стрелок из меня паршивый. А может, виновата полутьма или давящий в спину жар потрескивающего камина. Какова бы ни была причина, я целился в голову и промазал. И, о Лилит, как же этому рад!

Пуля врезалась в ключицу двойника, но почему-то заорал я. Сила мигом рассеялась, пистолет превратился в пар, что не скажешь о ломоте в продырявленной кости. Боль только множилась.

Затем я – другой я – тоже вытянул руку. Тоже с пистолетом. Тоже с глушителем. Рассчитывать, что выстрел в меня наградит дыркой его – было бы так же глупо, как и черпать воду дырявым ведром из тонущей лодки. А я сейчас как раз на такой вот лодке. Что делать? Я шагнул назад и, случайно руку поцеловало пламя в камине (я стоял, а точнее покачивался вплотную к нему). В тот же миг двойник выронил мою смерть и зашипел. Или зашипела пузырящаяся на его руке плоть?

Тут в голову прилетела – к счастью не пуля – мысль. Я заметил, что практически прижимался к огню, но лоб и скулы блестели от пота у другого меня. Все стало на свои места. Хитросплетения ловушки разума, в которую я сам себя и загнал, распутались. Я без колебаний рухнул на четвереньки, сунул дрожащие руки в огонь и сжал угли. Спустя пару ударов сердца полыхнуло как из геенны.

– Джонни, малыш.

Я обернулся. Двойник с обожженным, красным лицом и подпаленными, дымящимися волосами смотрел на меня глазами Рене. И теперь заговорил ее голосом.

– Прекрати. Мне больно. Остановись.

– Я должен, – возразил я и окунул голову в пламя. Зарылся лицом в угли.

Мозг воспринимал это как попытку суицида и потому жгучим был не огонь, а желание шарахнуться от него, отпрянуть как можно резвее и подальше. И пресекать подобные мысли и что важнее рефлексы становилось с каждым ударом сердца все труднее. Как же это страшно! Лезть в огонь. Боли нет, но противиться безусловному рефлексу – чудовищная пытка. Надо держаться (дэймос я или нет, в конце-то концов?). А двойник, зараза такая, тоже держался. Более того, он схватил меня за ноги и потянул на себя. Подавив желание обернуться (а значит, высунуть голову из огня), я задрыгал ногами, заколотил ими, лягнул его и кажется удачно, потому что ноги снова коснулись пола. Я живо прижал колени к груди, сгреб предплечьями угли в кучу, уткнулся в них лбом, при этом отчаянно зажмурившись.

Я не видел двойника (не видел ничего), но его пронзительные крики резали по ушам. Почему гадское пламя так оглушительно трещит у меня в ушах? Почему ублюдок никак не издохнет? И почему, Батна всех забери, меня тянут за плечи?

Посмотреть со стороны, так форменное безумие. Суюсь в огонь, а другой горящий-я силится вытянуть меня оттуда. И это далеко не предел, скажу я вам.

Новой каплей безумия стало вот что: я раскрыл рот и принялся грызть раскаленные угли, раскалывать и крошить их зубами или глотать не прожевывая. Они хрустели, словно надкусываемые яблоки, а вместе с тем с треском стонали кости двойника.

К слову сказать, наворачивал я так, будто участвовал в конкурсе на скоростное поедание. Я ел раскаленные камни, они проталкивались по горлу точно рыбьи кости, запивал их огнем и молился, что это предел, что этого достаточно.

К счастью, Лилит оказалась на моей стороне, и когда в камине уже ничего не осталось – последняя искорка была проглочена, – тогда я и позволил себе обернуться.

Ко мне тянула руки огромная, обугленная, человекоподобная спичка. Сгорбленная. Черная. Теперь узнать себя в двойнике не вышло при всем желании. Лысый, с широко раззявленным точно гадюка ртом, сквозь смоляную кожу блекло светились раскаленные ребра. Смрад перегоревшего, ссохнувшегося мяса заставил содержимое живота двинуться вверх к горлу. Сдержаться удалось чудом.

Встать на ноги не прикоснувшись к «этому» было невозможно. Хмуря лоб, что придется оттолкнуть застывшего мертвеца я потянулся к его плечу, тут выродок с хрустом дернул головой и моя рука очутилась у него во рту. Какая мерзость! На этот раз внутри меня закипело бешенство.

– Хочешь мою руку? Получай!

Запихивая ее ему в глотку, я выплескивал Силу. Жгучую. Яростную. Теперь уже он упал на колени.

– Давай же. Рассыпайся, тварь!