Лихо

— Слыхал, слыхал. Ну, я вас понял. Конечно, мы вам поможем. Разрешим вашу ситуацию в кратчайшие сроки.

— Спасибо. Я понимаю, что все это звучит бредово… Но посмотрите на мое лицо. Этот фингал мне поставили они. Точнее, он, Мешков.

Пикуль посмотрел ничего не выражающим взглядом и быстро ответил:

— Нет-нет, я верю. Ой, слышали бы вы, что тут говорят. Недавно одна мадам приходила, просила помочь ей выкопать мужа из могилы. Будто он живой. А его лет десять как закопали. Минуточку…

Порывшись в столе, он нашел листок и написал номер телефона:

— Позвоните вот сюда. Там помогут. Это их профиль.

— А что там? — спросил Аверьянов. — Какая-то спецслужба?

— Именно.

— Что сказать?

— То, что мне рассказали. Там отличные спецы работают. Поверьте. Хорошо помогут.

Аверьянов сунул листок в карман. Пикуль улыбался и поглаживал живот.

— Любите баню?

— Да. Когда играл, все время ходил.

— Правильно делали. Я завтра пойду. Пивка возьму, рыбки.

Взгляд его слегка затуманился. Но быстро вернул ясность.

— Всего доброго! — сказал Пикуль.

Выйдя из отдела, Аверьянов свернул в тихий двор и задумался. Что-то здесь было неправильно. Почему этот морж сам не позвонил в спецотдел? Или совсем обленился? Он набрал номер. Долго не отвечали. Но наконец трубку сняли.

— Психоневрологический диспансер, слушаю вас, — ответил женский голос. — Але, говорите! Але! Чего молчим? Посопеть захотелось?

Аверьянов скомкал листок и кинул в урну. Сунул телефон в карман. Походил по двору. И решительно зашагал обратно. В отделение его больше не пустили. Он подергал крепко примагниченную железную дверь. Нажал звонок. Вышел невысокий сержант. Он странно расправлял плечи и выпячивал грудь, будто собирался сплясать «Камаринскую».

— Ты чего, глухонемой, епт? По рогам тебе дать? Вали отсюда.

И положил руку на поясной газовый баллончик.

Аверьянов побежал обратно. Силы заканчивались. Сердце уже не поспевало за ним. Но он надеялся застать Бумагину в пьяной отключке. А там можно вернуться к первоначальной идее. Обменять эту гадюку на Машу. Прямо там. Пусть туда привезут. Автомат — фальшивка, но черт с ним! Он возьмет нож и будет резать, если до того дойдет.

Вбежав в подворотню, Аверьянов замедлился. Выглянул из-за угла. Катафалка не было. Немного суетливо он пересек двор, подергал дверь парадной. И только тут вспомнил, что сбегал он через черный ход, который вывел его в переулок. Но и там дверь захлопнулась у него за спиной. Звонить в домофон было совсем глупо, но не было другого выбора. Правда, он не помнил номер квартиры Сельдина. Стало смешно. Он даже истерично хихикнул. Представил, как разбивает стекло в окне на первом этаже, бежит через чужую квартиру под вопли проснувшихся жильцов к черной лестнице. Идея показалась дикой, но выполнимой. Аверьянов попятился, оглядывая ближайшее окно. Потом огляделся, высматривая обломок кирпича.

«Там может спать ребенок. Например, маленький мальчик», — сказал подлый внутренний голос.

Дверь парадной открылась, и навстречу ему вышел человек в маске осла.

— Привет! — сказал он.

— Привет! — раздалось сзади.

Со спины тихонько подкрался человек в маске пса. Он протянул короткую, толстую черную палку и выстрелил молнией. Аверьянов рухнул.

20

У подворотни стоял округлый микроавтобус «фольксваген». Аверьянова затащили в салон и бросили на пол, застеленный резиновым ковриком. Пес остался сторожить. Осел забрался за руль, тронулся и на всю громкость врубил магнитолу:

Когда настанет тот миг,
Тот час,
Тот щедрый миг любви,
Когда настанет тот миг,
Тот час,
Когда сольются наши сердца,
Ты знаешь, ты знаешь, ты знаешь,
Мне так одиноко,
А ты уезжаешь, а ты уезжаешь
Надолго, надолго.

Белая стрекоза любви,
Стрекоза в пути,
Белая стрекоза любви,
Стрекоза, лети!

Аверьянов открыл глаза, шевельнулся и тут же получил новый разряд в оголенный, беззащитный живот. Тело выгнуло дугой. Зубы сомкнулись. Изо рта поползли тягучие слюни.

— Лежи спокойно, — ласково сказал пес.

Достал из кармана шуршащий черный пакет с надписью «FA», напялил Аверьянову на голову и затянул. Воздуха стало совсем мало. Константин захрипел, вцепился пальцами в полиэтилен, пытаясь разодрать. Послышался треск, и бок взорвался болью.

Микроавтобус промчался по серым утренним улицам, оставил позади окраинные панельки и свернул на пригородное шоссе. Пес приподнял маску и сунул в рот сигарету.

— Сделай потише.

— Не пойму, за что ты так не любишь музыку, — отозвался осел.

— Это разве музыка?

— А что же?

— Не знаю. Но думаю, Мох застрелился бы, если бы это услышал.

— Кто такой Мох?

— Композитор, Иоганн Себастьян Мох.

— Может, Бах?

— Тьфу ты! Это у меня в голове Моцарт и Бах скрестились. Устал. Двое суток без сна из-за этого пидораса.

Он хотел пнуть бесчувственное тело Аверьянова, но вспомнил про шокер и использовал его.

— Наш литератор обсикался, — сказал пес.