Лихо. Медь и мёд

Показала и тут же убрала – чтобы не вглядывались, что там, на её пальцах. Но никто и не думал её рассматривать: всё внимание занимал Лале. Мельник – видный мужчина с пшеничными усами – привечал его как дорогого гостя: крутился подле, чуть кланялся и торопливо давал указания жене. Это смотрелось смешно и странно. Когда Ольжана впервые увидела мельника на подворье, он показался ей важным и недружелюбным человеком. Она даже успела подумать, что он откажется дать им приют – таким надменным был его первый взгляд.

– Моя Кринушка – хорошая хозяйка, – говорил мельник подобострастно-вежливо, – скоро подаст ужин… Крина! Где вода?

Крина, жена мельника, на взгляд была ровесницей Ольжаны – невысокая, миловидная. Её голову покрывал льняной платок, узлом завязанный сзади, и из-под него на лоб выбивалась тонкая золотая прядь. Крина принесла кувшин, чтобы гости могли омыть шею и руки. Мельник учтиво подвёл Лале к бочке в сенях – и казалось, Лале ничуть не настораживало такое чрезмерное радушие. Он то отмалчивался, то отвечал мельнику рассеянно-вежливо, и Ольжана понимала, что сейчас ему не до этого.

Последние дни хромая нога мучила его особенно сильно, но Лале упрямился и отказывался взять передышку. Он убеждал, что нога не так уж его беспокоит, да и Ольжане безопаснее в его кибитке, чем в птичьем теле. Хотя Ольжана не была в этом уверена: боли Лале усиливались к вечеру, и из-за этого приходилось раньше останавливаться на ночлег. А ведь чем меньше они проезжали днём, тем легче чудовищу было их настичь.

– Спасибо. – Лале обтёр мокрое лицо и слегка улыбнулся.

Он выпрямился и тяжело опёрся на трость, а мельник продолжал тараторить:

– …затопим баню, чтобы вы могли умыться с дороги…

– Баню? – переспросила Ольжана удивлённо. – После захода солнца?

В её краях знали: люди парятся днём, а нечисть – ночью. Если нарушить этот порядок, можно ненароком обидеть того, кого обижать не следует, и кто знает, что будет дальше? То ли обваришься в кипятке, а то ли – задохнёшься.

Мельник окинул Ольжану оценивающим взглядом. Тревожно облизнул губы.

– Не-ет, девица, – засмеялся он, шутливо грозя ей пальцем. Точно Ольжана попыталась поймать его в ловушку. – Мы не верим в языческие предрассудки.

Брови Ольжаны поползли вверх.

Ничего не отвечая, она склонилась над бочкой, а Крина плеснула воды – на удивление, та оказалась тёплой. Умываясь, Ольжана погрузила руки в бочку и незаметно соскоблила воск с подушечек пальцев; обтёрла щёки и шею, промокнула лоб.

Подавая ей полотенце, Крина указала на её руки. Посмеялась:

– Видно, ты очень проголодалась.

– Что, прости? – переспросила Ольжана.

Отметила про себя: хорошо, что мельничиха не начала всматриваться раньше. Увидела бы слой воска на её коже – принялась бы расспрашивать.

– Да пальцы твои, – улыбнулась Крина. – Ты будто их обглодала!

Ах вот оно что.

Ольжана опустила взгляд.

Ногти её были неровно обломаны под корень, а кожу вокруг них она в кровь расковыряла от тревоги.

Сначала Ольжана стыдливо поджала пальцы и спрятала их в складках полотенца. А потом рассердилась. «Знаешь, – могла бы ответить она, – если бы по твоему следу рыскало чудовище, ты бы ещё не такое с собой сделала». Но разве она станет пререкаться из-за такого пустяка?

– Крина! – мимоходом одёрнул муж. – Ну-ка!.. Оставь в покое племянницу господина башильера.

С каким почтением он протянул это «башилье-ера»… Ну конечно. Как Ольжана сразу не поняла? Мельник подобрел, потому что разглядел, что за знак у Лале на шее. Это ведь Мазарьское господарство – здесь иофатское влияние сильно как нигде. Наверное, поэтому они и в баню по ночам ходят без тревоги.

– Да я… ничего… – отмахнулась Крина.

– Кринушка у меня такая любопытная, – доверительно сказал мельник Лале. – Уж не злитесь. Любопытство ведь не порок… И эти – все в мать.

Из комнаты выглядывали двое мальчишек – светло-русых, лет пяти-шести. Они перешёптывались и жадно глазели на прибывших.

– Кыш! – Мельник махнул ручищей. А когда он обратился к гостям, его голос смягчился: – Идёмте, идёмте… Хозяйство у нас скромное… – («Лукавит», – подумала Ольжана; по избе мельника было заметно, что его семья жила в достатке.) – Но чем сможем, поделимся…

Ольжана тихонько села в углу, на который ей указали, и принялась наблюдать за мельником. Тот продолжал суетиться возле Лале, пока его жена накрывала на стол.

– Обыкновенно к нам не заезжают господа из такого важного ордена… Вы здесь по делам, да? Хотя какие дела в наших краях…

Мельник скользнул по Лале цепким взглядом, и Ольжане сразу стало тревожно. Но Лале будто совсем ничего не замечал. Он последовал примеру мельника и сел за стол, но даже это незамысловатое движение вышло у него таким странным, что Ольжана поразилась.

Лале держался не так, как обычно. То, как он блаженно вытянул больную ногу и как после учтивой благодарности облокотился о столешницу… В этом чувствовалось нечто хозяйское, властное.

Выходило, что мельник боялся Лале – и Лале это понимал.

Ольжана облокотилась о колено и с любопытством подалась вперёд.