Лики русской святости

Он научил русских взирать на Святую Троицу, видеть ее умны`ми, духовными очами. Научил видеть в Церкви подобие Триединства и соединил народ Церковью, создав православную цельность Руси. «Люди, вступившие в Церковь и возлюбившие друг друга, подобны Трем Лицам Пресвятой Троицы», – через века вторил Сергию архиепископ Иларион (Троицкий).

Сергий и его ученики десятилетие за десятилетием укрепляли в умах и сердцах русских – князей, бояр, купцов, тягловых людей – мысль, что христианин, член церковного Тела, не может считать другого христианина не «своим», врагом, чужаком, пришлецом. Что в Церкви нет разделения на москвичей, тверичей, новгородцев, рязанцев, нижегородцев и пр. Сергий научил побеждать свою удельную местечковость, а больше того – «простые» человеческие страсти – зависть, ненависть, страх, разобщающие и разделяющие, затемняющие разум, не дающие видеть себя частью большого единого. Он показал, как побеждать врагов, приобретать друзей и одолевать беды одним, общим способом – по подобию Триединства составляя единство душ и сердец.

Учение Сергия в самом концентрированном виде передано в иконе его ученика Андрея Рублева «Святая Троица». Богомудрый Рублев как никто иной умел создавать в своих произведениях не один и не два, а много смысловых пластов, гармонично соподчиненных друг другу. Так и в «Троице» их несколько: догматический, богословский, литургический, церковно-исторический. Недаром вот уже сотню лет исследователи бьются над загадкой этого образа, на разные лады интерпретируя заложенные в нем смыслы. На одной доске Рублев написал как бы два (или даже три) образа, богословски взаимопереплетенных. Под символическим образом Бога-Троицы проступает образ Церкви, чей глава Христос, а Тело составляют ангелы и земные праведники, выраженные боковыми фигурами. Это образ Церкви в момент совершения Евхаристии, соединения всех у Чаши[1]. То нераздельное единство народное, которого чаял Сергий.

Святая Русь родилась из Чаши причастия, что настойчиво повторяется мотивом на иконе Андрея Рублева, вдохновленной Сергием. Если России современной нужна национальная идея, то она по-прежнему, как в XV веке, так и в XXI звучит на этой рублевской иконе. «Да будут едино, якоже и Мы» (Ин. 17: 11). Троицын день, празднуемый летом Церковью, – вот настоящий День России.

СТЕФАН МОСКОВСКИЙ, БРАТ СЕРГИЯ РАДОНЕЖСКОГО

В числе сподвижников и учеников Сергия Радонежского как-то теряется имя его старшего брата Стефана. Будто меркнет в ослепительных лучах славы преподобного Сергия и всего сонма «птенцов Сергиева гнезда». Между тем Стефан, четвертый из пяти святых, которых дал нам род троицкого игумена (после их родителей и самого Сергия), фигура для XIV века немаловажная. Стоявший вместе с младшим братом у истоков Троицкой обители, духовник великого князя Семена Гордого, друг и единомышленник митрополита всея Руси Алексия, настоятель важнейшего Богоявленского монастыря Москвы, Стефан Московский также почитается как преподобный – святой, стяжавший в монашеском звании богоподобие.

Однако известно о нем крайне мало. На основе сведений из Жития Сергия Радонежского составить собственное Житие Стефана невозможно. Иными же источниками мы не располагаем. Потому и случается, что иногда путают брата Сергия с другим Стефаном, пермским епископом, великим подвижником того же столетия, просветителем народа коми-зырян. А может быть, и с еще одним Стефаном – Махрищским, добрым знакомым Сергия, игуменом другого Троицкого монастыря, не так далеко от Радонежа.

Стефанов на Руси было немало – имя распространенное. Но в те времена его, по-видимому, чаще давали при пострижении в монашество, в память о первомученике Стефане и в знак добровольно принятого на себя страдания (подвижничества) во имя Христа. Брат Сергия получил это имя после двадцати пяти лет, когда ушел в монастырь. И если мирское имя самого Сергия – Варфоломей – сообщает его Житие, то в честь какого святого назвал своего первенца ростовский боярин Кирилл, неизвестно.

Стефан родился около 1310 года, несколькими годами раньше Сергия. Скорее всего, он лучше, чем младшие братья, знал жизнь в относительном богатстве. Ранние годы его прошли в достатке боярского дома, чей глава был в числе ближайших советников ростовского князя. Хорошие одежды, щедрый стол, дядька-воспитатель, собственный конь (ходить пешком по городу боярскому сыну не положено), лучшее училище Ростова, упражнения с оружием для будущего воина, естественное честолюбие юного боярича. Но с годами достаток скудел, никло боярское достоинство. Сыновей уже посылают исполнять работу вместо слуг, как Варфоломея-Сергия – на поиски жеребят. Надежды на почетную службу князю тают по мере того, как ростовские земли прибирает к рукам московский владетель Иван Калита.