Лионель Линкольн, или Осада Бостона

— Въ вашихъ притязаніяхъ! Какъ вы скромно выражаетесь, кузенъ Ліонель. Это слово къ вамъ совсмъ не подходитъ. Принимая во вниманіе ваше происхожденіе, ваше воспитаніе, ваши личныя качества, ваше крупное состояніе — у васъ не притязанія, а права. Сесиль, пройди въ мою библіотеку; тамъ въ письменномъ стол есть потайной ящичекъ, а въ ящик лежитъ небольшая бумажка съ твоимъ именемъ. Прочти ее, милое дитя, и потомъ принеси мн сюда.

Мистриссъ Лечмеръ знакомъ пригласила Ліонеля садиться, и какъ только за Сесилью затворилась дверь, старая леди возобновила разговоръ.

— У насъ съ вами будетъ разговоръ дловой, — сказала она, — поэтому я нарочно ее удалила. Она только конфузилась бы. Въ чемъ вы ищите моей поддержки?

— Я пришелъ проспть у васъ послдняго и самаго крупнаго подарка.

— Моей внучки, да? Ліонель, говорите все безъ малйшаго стсненія. Вспомните, что вдь я тоже рожденная Линкольнъ. Мы должны говорить другъ съ другомъ совершенно откровенно.

— Я указалъ миссъ Дайнворъ на опасности, которыми мы окружены, на критическое положеніе въ стран, и выразилъ желаніе какъ можно скоре, даже безотлагательно, обвнчаться.

— Что же Сесиль?

— Она сказала, что поступитъ такъ, какъ скажете вы.

Мистриссъ Лечмеръ нсколько минутъ не отвчала, собираясь съ мыслями. На ея лиц отражалось сильное душевное волненіе, но это волненіе далеко не означало неудовольствія, потому что въ ея глазахъ сіяла радость. Однако, она понемногу успокоилась. Ея обычно жесткій взглядъ затуманился слезами, и когда она заговорила, ея голосъ зазвучалъ непривычными для слуха Ліонеля мягкими нотами.

— Добрая, кроткая, послушная двушка эта моя Сесиль. Майоръ Линкольнь, она не принесетъ вамъ ни большого состоянія, ни новаго блеска для вашего громкаго имени, но зато вы въ ней получите такое нжное, простое и добродтельное сердце, въ которомъ не зарождалось до сихъ поръ ни одной сколько-нибудь нечистой мысли. A я думаю, что вы это всему предпочтете.

— Поврьте, тетушка, что она черезъ это для меня еще дороже! — воскликнулъ Ліонель, покидая всякую сдержанность и окончательно растрогивая жесткое сердце мистриссъ Лечмеръ. — Никакихъ денегъ, никакого имени мн не нужно. Отдайте мн только ее самое. Мн моя Сесиль дороже всего на свт.

— Я вдь говорила только относительно, майоръ Линкольнъ. Дочь полковника Дайнвора, внучка виконта Кардоннеля ни для кого не можетъ быть дурной партіей, а наслдница Джона Лечмера далеко не безприданница. Когда Сесиль сдлается леди Линкольнъ, ей не придется прятать гербъ своихъ предковъ подъ кровавой рукой[10] на гербовомъ щит своего мужа.

— Боже сохрани! Что вы говорите! Пусть эти гербы какъ можно дольше не соединяются!

— Значитъ, я васъ не такъ поняла? Разв вы не просили меня ускорить вашу свадьбу съ Сесилью?

— Не въ томъ дло, дорогая леди, но вдь глава моей фамиліи еще живъ, и я постоянно молю Бога о томъ, чтобы онъ жилъ какъ можно дольше и пользовался полнымъ разсудкомъ и физическимъ здоровьемъ.

Мистриссъ Лечмеръ кинула на племянника блуждающій взглядъ, провела рукой по лбу и по глазамъ и невольно вздрогнула всмъ своимъ ослабвшимъ тломъ.

— Ваша правда, мой юный кузенъ, — сказала она, наконецъ, силясь улыбнуться. — Вмст съ тломъ у меня ослабла и память. Воображеніе унесло меня въ далекое былое. Вы мн очень напоминаете вашего отца, а Сесиль — мою такъ рано умершую Агнесу. Агнеса была моя дочь. Богъ, наврное, простилъ ей ея грхи за молитвы матери.

Ліонель изумился той энергіи, съ которой проговорила все это мистриссъ Лечмеръ. Онъ даже отодвинулся немного назадъ. Блдныя щеки его тетки покрылись легкимъ румянцемъ. Она крпко сжала об свои руки и откинулась на подушку. Изъ глазъ одна за другой показались слезы и медленно покатились по исхудалымъ щекамъ. Ліонель взялся было за сонетку, но его остановилъ выразительный взглядъ старой леди.

— Мн уже гораздо лучше, — сказала она. — Пододвиньте только ко мн вотъ тотъ стаканъ, что около васъ.

Въ стакан было укрпляющее питье. Мистриссъ Лечмеръ отпила немного и вскор же успокоилась вполн. Черты лица приняли обычное холодное, а глаза обычное жесткое выраженіе, какъ будто ничего и не было.

— Видите, майоръ Линкольнъ, — сказана она, — насколько пожилые людя трудне молодыхъ переносятъ болзни и насколько медленне поправляются. Но вернемся къ боле интересному предмету. Я не только охотно даю свое согласіе, но сама жду, не дождусь той минуты, когда вы обвнчаетесь съ моей внучкой. Я не ршалась даже надяться на такое счастье, а теперь оно готовится озарить закатъ моей жизни.

— Тогда зачмъ же откладывать, дорогая тетушка? Время теперь у насъ критическое, никто не можетъ сказать, что будетъ завтра. Нельзя ручаться ни за одинъ день. Вдругъ завтра объявятъ походъ — тогда какая ужъ можетъ быть свадьба?

Мистриссъ Лечмеръ подумала съ минуту и сказала:

— Сегодня у насъ воскресенье. Въ нашей провинціи вс очень религіозны и придерживаіотся добраго обычая внчаться по воскреснымъ днямъ, которые посвящены Господу. Выбирайте и ршайте — или сегодня или въ слдующее воскресенье черезъ недлю.