— Нет, пахать и сеять не разучились! Хуже другое: думать самостоятельно разучились, — говорил Алексей Иванович. — Теперь на нас, агрономов, все свалили. Окрестили нас травопольщиками. По улице пройти нельзя — ребята дразнятся. А если строго разобраться, то у нас никакого травополья и не было! Не было, не было! Системы не было. А эго главное! Не хватало терпенья. Вильямс как учил? Нужно строить запруды на балках и оврагах. Нужно строго чередовать посевы. Нужно семенное хозяйство. Нужны удобрения. И наконец уже — травы… А у нас ничего этого не было — ни запруд, ни чередования посевов, ни семенного хозяйства. Все это требует затрат, а все, что требует затрат — денежных ли, труда ли, — мы не любим. «А, нехай! — успеется». Ухватились за одни травы: с ними проще всего — засыпал семена в сеялку и шпарь… Но вот что самое страшное — у нас ведь и трав-то не было! Для отчета они числились, а на деле их не было! Пришел ли новый председатель, сменилось ли руководство в районе — каждый норовит свою прыть перед начальством показать. Вызывает тебя и говорит: «Площади под турнепсом надо увеличить вдвое». — «За счет чего? — спрашиваю. — Может, рожь сократить или овес?» — «Нет, отвечает, овес и рожь оставим, а травы— того!» — «Дорогой Иван Иванович, говоришь, нельзя так — нарушается севооборот». А он: «Нам нужен теперь турнепс. А севооборот будем заводить потом». Привыкли жить одним днем — вот в чем наша беда!
— A-а, вот-вот… председатели во всем виноваты! — согласился дед Печенов.
Алексей Иванович принялся развивать свою мысль о вреде, который наносят земле временщики. Дед Печенов поддакивал: угу, угу… Бедный Алексей Иванович! Он не знал, что в душе дед Печенов над ним подтрунивал! Наш липяговский мужик всегда себе на уме. Он, пожалуй, поумнее и поопытнее иного начальника, который ему указывает. Но наш мужик и ухом не поведет, и виду не подаст: все поддакивает да согласно кивает головой. А потом вдруг подбросит начальнику один-единственный вопросик, и глядишь — тот, как говорит наша «англичанка», стушевался, бедный.
— Угу, угу, — поддакивал дед Печенов. — Они, они, председатели, виноваты! Агрономы ни при чем тут. Агрономам некогда было думать о земле. Они бумаги подписывали да на машинах разъезжали…
Дед Печенов как ни в чем не бывало достал свою тавлинку. Весь его вид говорил: «Я ничего такого не хотел сказать о тебе, дорогой Алексей Иванович. А там, в общем, понимай сам, что к чему».
Алексей Иванович воспринял слова деда Печенова как намек.
— К сожалению, мы не сами ездили, а нас возили! — вспылил Алексей Иванович. — О нас только и вспоминали, когда нужно было подписать какой-нибудь акт. Был я участковым. Обслуживал три колхоза. Кем я был для председателя? Советчиком? Да на черта я ему нужен был со своими советами: удобрять землю так-то, сеять так-то, когда у него в хозяйстве — не то что повозки— вожжей-то путевых не было! Приедешь, бывало, в колхоз. Увидишь беспорядок. Говоришь председателю: «Дорогой Егор Васильевич! Что же это вы делаете? Разве можно сеять в этакую землю?» — «А ты кто такой? — огрызнется председатель. — У меня установка из района: к первому отсеяться!» — «Так не уродится же ничего на таком поле!» А он махнет рукой — и вся недолга. Ты к бригадиру тракторного отряда. Ты — туда, ты — сюда… Пока мыкаешься — поле засеяно: план выполнен… Или возьмем наше теперешнее положение. Меня «вернули к земле». У меня под контролем одно хозяйство. Дерзай, делай, что надо! Но практически я ничего сделать не могу. Я — в полной зависимости от председателя. Ну, хорошо, когда председателем такой человек, как Иван Степанович. Его можно чем-то заинтересовать. А зачем агроном Володяке Полунину? Я ему раз десять говорил, что нельзя сеять кукурузу у Подвысокого. Разве он послушал меня? Он выполнял план. Загубил семена, людской труд.
— Да, Володяка начудил, — согласился дед Печенов. — С таким трудно сладить. Только что ж ты сам-то тогда не пошел в председатели? Агроном. Непьющий. За тебя бабы скорее проголосовали бы, чем за Володяку. A-а, как?
— Я не родился администратором!
— А, вон оно что! Значит, нет организаторских способностей.
— Да.
— Так-так… А Володяка-то — он что? Прямо из пеленок вылупился администратором?
Все посмеялись. Алексей Иванович принялся объяснять, что бывают разные характеры у людей. Одни любят сами повозиться с землей, а другие стремятся к более возвышенной деятельности. Агроном относил себя к первым.
— Стань я председателем, — говорил он, — колхоз развалился бы в два счета. Я слишком мягок. Не люблю командовать.
— А зачем кричать и командовать? Разве нельзя обойтись без крика?
— Да что ты, Семен Семеныч, спрашиваешь? — отозвался Алексей Иванович. — Ты же прекрасно знаешь, что нельзя. Может, в других местах все по-иному, а у нас, в Липягах, нельзя!
Дед Печенов покачал головой;