Липяги. Из записок сельского учителя

Да что там — шахты и фермы?! До каждого простого камня, до булыжника проникал! Вы спросите: какое отношение имеет районный секретарь к булыжнику? К иному человеку, может, булыжник этот и не имеет отношения, а к партийному секретарю — самое непосредственное. По этому булыжнику он ходил или ездил на машине — как там случалось. Ходил, коль спешить было некуда, ездил, когда опаздывал… Ходил и ездил год-другой, как и все мы, смертные, не замечая его. Но вот, в одно прекрасное утро, товарищ секретарь остановился, поглядел на этот булыжник и подумал: «Плохо лежит камень. Не у места! Даже не в том беда, что не у места, а в том, сколь годков-то он так лежит! Поди, с самых распроклятых купеческих времен? Стерся, состарился, в землю врос… Н-да…» Тут Константин Васильевич задумался: «А где, собственно, наш, новый булыжник? Мало его, очень мало… А почему мало? Потому мало, что не строим новых дорог в районе!» — обобщил секретарь.

Обобщил — и тут же — речь на активе по поводу дорог.

А речи говорить наш секретарь был мастер. Зажигательные говорил он речи! Причем, чему бы он ни посвящал свою речь, он всегда начинал ее с картины «Бабы рязанские». Было время, мол, мы, рязанцы, в лаптях ходили, на рыдванах с деревянными осями ездили. А каково положенье теперь?.. И далее шли разные варианты в зависимости от того, чему посвящалась речь: надою ли молока, добыче ли угля, работе ли железнодорожного транспорта. В данном случае речь шла о дорогах, и Парамонов продолжал в том духе, что теперь, мол, нас, рязанцев, не назовешь лапотниками. Мы ходим в модельных туфлях, разъезжаем на машинах и велосипедах. Поэтому нам нужны хорошие дороги, чтоб не грязнить модных туфель и не ломать раньше времени на ухабах машины…

Сказал секретарь речь — и сразу все завертелось. Газеты, радио, горожане, шахтеры, колхозники, комсомольцы, домохозяйки, пенсионеры, лошади, автомашины, бульдозеры, канавокопатели… Все и вся брошено на дорогу. Воскресник за воскресником. Роют кюветы; возят камень.

Почин Парамонова поддержали соседние районы. И вот, глядишь, через год-другой — готова дорога. Аж до самой Рязани. Во всех центральных газетах фотография: Константин Васильевич перерезает ленточку, открывая новый межрайонный тракт. А что такое булыжный тракт? Это и есть миллионы, а может быть, и целый миллиард новых булыжников, уложенных рядком, неширокой лентой…

Таков был наш секретарь. Моя сестрица — Мария — и по сей день часто вспоминает Парамонова.

«Доброй души был человек, — говорит она о нем. — Обходительный. Как он любил делать добро нам, бабенкам! Что ни месяц, то совещанье в районе. Скажет речь, а опосля позовет тебя на сцену да обнимет при всех, — благодарит, значит. Полушалок али платок какой в подарок… Ни-ни, чтоб другой. Сам всегда вручал. Он, может, платок-то и рубля не стоит, а все память. Хушь на трудодни мало давал, зато ласковый, проникновенный был человек…»

«Проникновенный» — это точно! Проникал он во все уголки жизни. Даже до нас, учителей, даже до каждого школьника доходили у него руки. Иной родитель меньше детьми своими интересуется, чем он чужими ребятами интересовался. Помню: когда район взял обязательств во — втрое перевыполнить годовой план продажи мяса, — Парамонов собрал со всего района учителей и ребят. Слет такой устроил. В городском парке — музыка, клоуны с эстрады выступают. А потом, в конце серьезная часть. И в этой части — речь Парамонова — самое важное событие. Константин Васильевич завел с ребятами речь о том, какую помощь могут они оказать району в выполнении принятых обязательств. В частности, он говорил о кроликах. Кролик, говорил он, самое выгодное животное. Каждая матка может дать в год до двух десятков крольчат; те, в свою очередь, вырастая, принесут четыреста… И так все дальше и дальше — в геометрической прогрессии. Ей-ей, — настоящая поэзия была в речи секретаря! О соловьях и то ни один поэт так прочувственно не изъяснялся, как он восхвалял этих четвероногих. У меня и по сей день где-то хранится бумажка с этими парамоновскими выкладками. Если верить им, этим выкладкам, то все мужики — чудаки. Не надо держать ни коров, ни свиней, ни овец — разводи кроликов — и всего у тебя будет в избытке, — и мяса, и денег, и в мехах с ног до головы всю жизнь будешь ходить…

12

Одним словом, увлекающийся был человек.

И тем необъяснимее было то, что с ним случилось. Я считал самым подходящим моментом расспросить об этом Ронжина. Но Володяка расстроил все дело. Его донки оказались пустыми. Он решил забросить их снова, теперь уже на ночь. Нужны были живцы. И нам с Василием Кузьмичем пришлось взять удочки и отправиться на мель ловить пескарей.

Лишь только мы пристроились и, встав невдалеке друг от друга, забросили удочки, — я опять заговорил о Константине Васильевиче. Меня интересовало, знали ли в обкоме о надвигающейся на него беде?